— Нет, я вообще никогда не была за границей, — призналась неожиданно Вера.
— Да ладно! — не поверил я. — Что, и в Турции даже не была? — Мне казалось, что в Турции-то в 90-х побывали у нас все.
— Ни разу.
— Ну, вот это ты зря… — произнес я, не зная, как реагировать на это ее признание — пожалеть или пожурить.
— Да я и в Москве-то двадцать лет уже не была, — сказала Вера. — И не хочется.
— Но как же?.. — я все-таки надеялся, что она шутит. — И по работе никогда не выезжала?
— По работе я выезжала в Рязань — там у нас начальство.
«Но ведь это всего-то в полутора сотнях километров от Москвы! — подумал я. — Запереть себя добровольно здесь, в этом сонном городишке, в старом родительском доме, за этим дощатым забором!..»
— Ну, у нас тут тоже есть чем заняться, — сказала она, словно прочитала мои мысли. — Свои заботы, своя жизнь…
— Да, но… все-таки…
Мы помолчали.
— А Москва сейчас совершенно другая, — сообщил я.
— Ну и что с того? — пожала плечами Вера. — Я это вижу по телевизору. И тебя часто вижу… И читаю про тебя в газетах. И за твоими творческими успехами слежу. Здесь ты верен себе, молодец!.. Но удивляюсь, Сергей, как можешь ты браться за все эти ужасные бандитские дела!.. Ну, ты же сам понимаешь, что эти люди — преступники! Что это? Беспринципность? Желание больше заработать? А как же совесть?
— Ве-ра, — произнес я по слогам и, подбирая слова, набрал в легкие побольше воздуха, — ну, ты же судья! Как можешь ты вообще говорить такое?! Ведь без адвокатов нет справедливого суда. Каждый человек имеет право на такую профессиональную помощь. И тебе самой она тоже может понадобиться, не дай бог, конечно. Ведь даже ты, юрист и бывшая судья, можешь чего-то не знать. А если будешь волноваться, чего-то забудешь… И к тому же мы, адвокаты, в отличие от прокуроров и вас, судей, не сажаем людей, не ломаем им жизнь, не делаем им хуже, — мы только помогаем людям. Поэтому о какой беспринципности ты говоришь?! И как ты можешь подозревать меня — меня, которого знаешь много лет! — в отсутствии порядочности?!. А вот раз так, скажи мне тогда, бывшая судья, — я решил с ней более не церемониться, — скажи мне честно, ты всегда выносила только справедливые приговоры? И ни разу не вынесла приговор или решение по звонку свыше?.. И вообще, сколько людей ты посадила?.. Да, ты никогда не выносила приговоров о расстреле, не давала людям двадцатилетних сроков или пожизненного заключения. Но только лишь потому, что всю жизнь проработала здесь, в районном суде, а не в областном, где такие дела рассматриваются. Но и 6–8 лет лагерей это ведь тоже немало! Особенно за кражу или хулиганство какому-нибудь безусому пареньку. Или ты скажешь, что никогда, ни одному человеку не дала 5 лет за простую драку или за украденные несколько мешков комбикорма вместо года условно? И не отправила в тюрьму ни одного местного предпринимателя за то, что тот где-то словчил? А сколько людей ты, Вера Аркадьевна, оправдала?.. Вам, судьям и прокурорам, надо самим почаще думать о своей душе вместо того, чтобы обвинять адвокатов в продажности и цинизме…
Вера нахмурилась, но промолчала.
— А эти твои Жирик с Лимоновым? — спросила она. — Как ты можешь работать с ними? С этими, уж прости меня, шутами гороховыми.
— Ну, это я уже слышал, — сказал я. — И не раз.
— Ну, вот видишь, значит, не одна я так о них думаю.
— Не одна, — согласился я. — Но и Жириновский, и Лимонов — другие. Вы судите о них неверно.
И тут Разуков, все это время угрюмо сидевший в торце стола над чашкой чая, вдруг, словно рефери, одобрительно закивал головой.
К этому моменту чай наш давно остыл, теплый осенний день уже перешел в прохладный вечер, внуки Вериной сестры, как надо было полагать, все еще спали беспробудным сном, и мы поняли, что наш визит слишком затянулся.
— Так все-таки, Сергей, скажи честно, зачем ты приезжал? — спросила Вера, когда мы с Разуковым уже сели в машину.
— Я же объяснял — тебя повидать, — улыбнулся я.
— Нет, но честно, — не унималась она. Ей, видимо, никак не хотелось верить, что я мог приехать к ней, бывшему председателю районного суда, из самой Москвы просто так, без всякого дела и без какой-либо просьбы.
— Я тебя не обманываю, — сказал я и добавил: — Верочка.
— Ну, ладно, потом позвонишь, — так и не поверила она мне, протянув клочок газеты, на котором размашистым, уверенным почерком был написан номер ее телефона…
Всю дорогу до Москвы мы с Алексеем молчали. Я гнал свой бумер вслед за солнцем на запад, оставляя все дальше и дальше позади себя этот провинциальный городок, а вместе с ним воспетые Есениным поля, живописные речки и убогие деревенские домики, которыми еще несколько часов назад мы так умилялись. Гнал, чтобы поскорее оказаться среди небоскребов и широких, шумных, освещенных ярким светом столичных улиц и площадей.
Лимонов в Октябре
Мы давно собирались с Лимоновым съездить вместе на машине в Питер. Прокатиться с ветерком на мощном BMW по дороге первого русского революционера Радищева, останавливаясь у придорожных кафе, беспечно болтая и глазея по сторонам, где мало что изменилось с советских времен, — милое дело! Ну, в общем, хотели вспомнить наши прошлые путешествия в Харьков и снова ощутить всю прелесть дорожных приключений. Но этим планам постоянно что-то мешало осуществиться.
Однако летом 2012 года я твердо пообещал Эдуарду, что мы непременно отправимся в такое путешествие. И сделаем это, как только его вызовут в Выборгский районный суд Санкт-Петербурга в качестве свидетеля. Там, в Питере, незадолго перед этим начался так называемый процесс двенадцати (над двенадцатью активистами «Другой России», обвиненными в продолжение деятельности запрещенной Национал-большевистской партии), и Лимонов сам хотел выступить на суде в защиту своих товарищей.
В сентябре руководитель питерского отделения «Другой России» и один из подсудимых по тому делу Андрей Дмитриев сообщил Лимонову, что его ждут в суде 5 октября.
В этот момент я находился за границей, развлекаясь от нечего делать созданием виртуальной (но воспринятой многими всерьез) Сибаритской партии, программные положения которой, вместе с «хроникой партийной жизни» периодически публикуемые в «Фейсбуке» и в ЖЖ, веселили моих друзей и знакомых.
— Эй, сибарит, приветствую тебя! Ты не отказался еще от планов съездить со мной в Питер? — позвонил мне Лимонов.
Нет, я не отказался. Как говорим мы, сибариты, Америк много, Родина — одна! К тому же в октябре в Зеленограде должен был начаться судебный процесс, в котором мне предстояло участвовать, поэтому я полетел в Москву.
А когда Лимонов и трое его ребят утром 4 октября забрались в мою машину, чтобы ехать в Питер, первое, что я услышал от них, — это сибаритское приветствие: «Хорошо, когда хорошо!» Они произнесли его дружным хором, смеясь, и в таком приподнятом настроении мы и отправились в наше путешествие.
