Парни и девушки, члены НБП, съехались в Саратов со всей страны, чтобы морально поддерживать своих товарищей, покупали для них продукты и одежду, носили им (даже тем, кто пошел на сотрудничество со следствием) передачи. Периодически приезжали в Саратов и те, кто должен был выступать в суде в качестве свидетелей. И первых, и вторых выслеживали и постоянно притесняли местные чекисты и менты.
Можно по-разному относиться к фигуре Черепкова, к его политическим высказываниям или отдельным поступкам, но я обязан заявить со всей ответственностью, что без помощи Виктора Ивановича нам всем было бы намного сложнее работать в Саратове.
Черепков сразу и абсолютно бескорыстно откликнулся на мое предложение принять участие в процессе в качестве общественного защитника Эдуарда Лимонова, с которым он до этого вообще не был знаком, но знал и ценил его как писателя и публициста. Черепков прилетел в Саратов, и мы, согласовав с ним линию поведения, добились-таки того, что суд удовлетворил наше ходатайство, допустив Виктора Ивановича к участию в деле. Хотя перед этим отказал в аналогичной просьбе по трем другим кандидатурам, включая и кандидатуру писателя Александра Проханова.
Я уже отмечал, что Лимонова можно было назвать образцовым подзащитным: эрудированным, непоколебимым, умеющим принимать ответственные решения и, что называется, держать удар, инициативным, не теряющим оптимизма, без всяких сомнений и метаний из стороны в сторону.
Таких людей в моей достаточно большой адвокатской практике было, если честно, совсем немного. Нижегородец Андрей Климентьев, братчане Михаил Скрипник и Владимир Тюрин, мэр подмосковного Белоозерска Андрей Жданов, Сергей Аксенов и… большинство других нацболов — парней и девушек, которых мне довелось защищать на протяжении нескольких лет.
Да, Лимонов-политик может гордиться хотя бы одним тем, что в рядах его партии было собрано столько сильных духом, самоотверженных и одновременно талантливых людей, сколько не было и нет ни в одной другой современной российской партии, не говоря уж про какие-то там ОПГ, ОПС и прочие организованные преступные формирования, с которыми так любили сравнивать НБП следователи-чекисты.
Дмитрий Бахур и Егор Горшков, забросавшие 10 марта 1999 года сырыми куриными яйцами Никиту Михалкова; Сергей Соловей, Максим Журкин и Дмитрий Гафаров, захватившие 17 ноября 2000 года собор Святого Петра в Риге в знак поддержки ветеранов Великой Отечественной войны и всего русскоязычного населения Латвии; Сергей Аксенов, Владимир Пентелюк и Нина Силина, обвиненные вместе с Лимоновым в терроризме; Наталья Чернова, «покушавшаяся» вначале куриным яйцом на премьер-министра Михаила Касьянова, а через год вновь оказавшаяся в СИЗО № 6 уже среди «декабристов», захвативших Общественную приемную Президента 14 декабря 2004 года; Марина Курасова, Алина Лебедева, Максим Громов, Григорий Тишин (сын Анатолия Тишина), Елена Боровская, Роман Попков, Владимир (Абель) Линдерман и многие другие, всех и не перечислишь, кто не только всецело отдавал себя партийной работе и политической борьбе, но и затем достойно вел себя в суде, стойко переносил тяготы и лишения тюремной и лагерной жизни.
«Сейчас жизненные и политические дороги некоторых из них разошлись, но эти люди так и остались неравнодушными ко всему, что происходит в нашей стране и в мире. И случись что, вы о них еще услышите!..» — написал и опубликовал я в «Фейсбуке» 6 марта 2013 года.
А через год, когда в Киеве произошел государственный переворот, названный «революцией достоинства», а следом восстали Крым и Донбасс, не признавшие эту революцию, то там, в Крыму и на Донбассе, сразу же оказались нацболы. Что было вполне логично, ведь именно они первыми в России, еще в 90-х годах, открыто провозгласили, что Крым — русская земля, а Севастополь — русский город. За эти свои высказывания нацболы сидели в украинских тюрьмах, а Лимонов за то же самое был лишен права въезда на Украину. Но совсем не логичным и странным было то, что ни в Крыму, ни на воюющем за свои права Донбассе так и не появился никто из представителей многочисленных прокремлевских патриотических молодежных организаций, созданных Владиславом Сурковым, — никто из одиозных «нашистов», «молодогвардейцев» и всяких прочих «местных», объявленных Кремлем «нашим кадровым резервом».
* * *
Вот и в Саратовском областном суде в 2002–2003 годах Аксенов, Силина и Пентелюк держались очень достойно. Хотя, возможно, им было немного легче от того, что они чувствовали поддержку со стороны Лимонова, который к тому же ежедневно показывал им пример того, как надо себя вести.
Но невольно равнялись на Лимонова и сломленные на следствии Олег Лалетин и Дмитрий Карягин.
Лалетин, насколько я помню, до ареста работал театральным художником в Нижнем Новгороде, и я даже видел позднее какие-то его весьма интересные живописные работы. А Карягин, пришедший в НБП из РНЕ и принесший в партию свои связи с русскими националистами (и, как оказалось, с агентами ФСБ), учился в аспирантуре Саратовского университета и увлекался исключительно политикой.
А потом был арест. И слишком много этим ребятам довелось испытать и пережить, чтобы сейчас осуждать их за проявленную тогда слабость. К тому же ни родственники, ни друзья Лалетина и Карягина долгое время вообще не знали, куда они пропали. Поэтому и не могли нанять для них адвокатов или как-то поддержать их иным способом.
А следователи и прокуроры сложа руки не сидели и много чего им наобещали.
Но если вам что-либо обещает прокурор, знайте: он любит взаимность!
Как видно, Карягин с Лалетиным этого, к сожалению, не знали.
И я часто вспоминаю худого, изможденного Лалетина с застывшим взглядом и коричневыми кругами под глазами. Я как сейчас вижу его болезненно бледное лицо, вижу, как он внимательно слушает меня или с надеждой ловит взгляд Лимонова. И вижу забившегося в угол клетки молчаливого Карягина, иногда иронично улыбающегося, но чаще — смущенного и подавленного, в ватнике и в очках.
Конечно, ни Лалетин, ни Карягин героями не были. Они взвалили на себя слишком неподъемный груз и не выдержали этой тяжести.
Но вот Владимир Пентелюк и Нина Силина, прошедшие через точно такие же испытания, оказались действительно людьми несгибаемыми.
О, эта крошечная Нина с ее озорной улыбкой! После ареста благодаря усилиям нацболов она была избрана депутатом Законодательного собрания города Коврова Владимирской области. Сколько ей, девушке, пришлось перенести во время многомесячного следствия, когда обвинения, одно тяжелее другого, сыпались на нее, как камнепад, в ходе мучительных тюремных этапов и на протяжении самого судебного процесса! Весь процесс она просидела недалеко от меня, вне клетки, и я видел, как порой ей было тяжело, как она недомогала, застудившись в холодных автозаках, но терпела и никогда не просила о снисхождении. Иногда мне приходилось, помимо ее воли, обращаться к суду с просьбами об объявлении перерыва, чтобы Нина смогла отдохнуть или принять лекарства. Но всем, в том числе и судьям, было понятно, что это хрупкое создание служит живым укором Лалетину и Карягину, оказавшимся намного слабее ее. После освобождения из заключения Нина продолжила активную работу в партии, за что постоянно подвергалась репрессиям, и в апреле 2014 года уехала на Украину в поисках свободы и счастья. Нашла ли она их там — покажет время.
