И вот пришло время Лимонову — подсудимому Савенко — выступать перед судом с последним словом.
Отдельные фразы этого эмоционального выступления цитировались некоторыми СМИ. Но полностью оно никогда не было опубликовано. К счастью, в моем личном архиве сохранился его рукописный текст, и я сейчас исправлю эту ошибку. При этом прошу помнить, что в тот момент, 12 февраля 2003 года, выступавшему в суде с последним словом писателю было без десяти дней 60 лет! И за неделю до этого гособвинение попросило суд приговорить его к 14 годам лагерей строгого режима! Ну а то, что он в такой драматический момент своей жизни, находясь в железной клетке Саратовского областного суда, смотрел далеко вперед и его выступление во многом было пророческим, вы поймете и сами.
Прошу считать меня политическим заключенным.
Уголовное дело, возбужденное Федеральной службой безопасности против меня и моих товарищей и поддержанное Генеральной прокуратурой, имеет несколько аспектов, на которые я сейчас укажу.
Прежде всего, это аспект исторической преемственности государственного насилия: уничтожение писателя и философа, влияющего на молодежь. У процесса, происходящего в стенах Саратовского облсуда, есть исторический аналог. Это дело Чернышевского.
7 июля 1862 года в городе Санкт-Петербурге был арестован писатель, журналист, революционный демократ, редактор журнала «Современник» Николай Гаврилович Чернышевский. Арестован он был по обвинению в написании прокламации «К барским крестьянам», отданной для печатания Всеволоду Костомарову, являвшемуся полицейским провокатором. Непосредственным же поводом для ареста послужило задержание на границе некоего Ветошникова, возвращавшегося в начале июля из Лондона. У Ветошникова, среди прочего, было отобрано письмо А. Герцена к Николаю Серно-Соловьевичу, с припиской: «Мы готовы издавать “Современник” здесь с Чернышевским, или в Женеве, — печатать предложение об этом? Как Вы думаете?» На самом же деле арест Чернышевского был результатом тщательно организованной и длительной полицейской провокации. 130 донесений по наружному наблюдению за Чернышевским было сделано с осени 1861 года и до его ареста. Подкупленная полицией служанка Чернышевского доставляла жандармам бумаги, отданные ей Чернышевским для сожжения или украденные. Дело Чернышевского курировал сам царь. Вот что писал Александр II брату Константину: «По сведениям, сообщенным из Лондона, должно сделать несколько новых арестаций, между прочим, Серно-Соловьевича и Чернышевского. Найденные бумаги доказывают их явное сношение с Герценом и целый план революционной пропаганды по всей России <…> так что есть надежда, что мы наконец напали на настоящий источник всего зла. Да поможет нам Бог остановить дальнейшее его развитие». Константин согласно отвечает брату: «Как я рад известию об арестовании Серно-Соловьевича и особенно Чернышевского… Давно бы пора с ними разделаться».
А вот что писал тот, кто непосредственно разделывался с Чернышевским, — управляющий 1-й экспедицией 3-го отделения Шульц в записке шефу жандармов графу Шувалову чуть позже: «Известное значение Чернышевского в литературе доставляет ему поклонников, преимущественно из людей молодых, способных к увлечениям всякого рода».
И еще: «Усиленное брожение, возникшее в русском обществе после Крымской войны, было вызвано и поддерживаемо преимущественно журналистикой, которая проводила массу читающей публики начала революции и коммунизма. Между журналистами, действовавшими в этом направлении, первое место занял “Современник”, — он находился в руках небольшой партии молодежи, во главе которой стоял писатель талантливый, но до крайности увлеченный учением социалистов — Чернышевский. Вся его литературная деятельность была посвящена разъяснению и защите этого учения. Даже арест и предание его суду не имели на образ его мыслей влияния: в крепости он продолжал переводить политическую экономию Милля, с примечаниями и написал известный роман “Что делать?”, в котором в общедоступной форме излагал коммунистические убеждения».
Что до прокламации «К барским крестьянам», то она даже не была написана рукою Чернышевского, это признало следствие. В прокламации была раскрыта роль самодержца как первого помещика в стране, осудившего народ на всеобщую кабалу. Прокламация простым и доступным языком разъясняла, что такое настоящая воля, в ней указывалось, что надо остерегаться преждевременных единоличных выступлений (в 1861 году число крестьянских бунтов в России достигло 1200), тщательно подготовиться к борьбе против царя и помещиков и дружно выступить в назначенный срок всем сразу.
Два года, пока длилось следствие, Чернышевский провел в заключении в Петропавловской крепости. На суде он был приговорен к 20 годам каторги. Фактически самодержавное государство убило его, одного из самых блестящих людей своего времени. По сути, Чернышевский был осужден за инакомыслие, за то, что во времена абсолютизма проповедовал более прогрессивную и демократичную политическую систему. Всего по «делу о лицах, обвиняемых в сношениях с лондонскими пропагандистами» были осуждены 32 человека.
Спустя 140 лет, здесь в стенах Саратовского областного суда разыгрывается политический процесс, подобный суду над Чернышевским. Налицо все элементы провокации XIX века. Есть подследственный, ставший подсудимым, писатель и журналист, лидер партии, «известное значение которого в литературе доставляет ему поклонников, преимущественно из людей молодых, способных к увлечениям всякого рода», есть бюллетень «НБП-ИНФО» со статьей «Вторая Россия», имеющей такое же значение, как прокламация «К барским крестьянам» в деле Чернышевского. Есть письмо, перехваченное на границе у гражданина Франции Тьерри Мариньяка, адресованное опасному парижскому адресату Бобу Денару. Есть куда более донесений по ОРМ, чем 130 содержащихся в деле Чернышевского, есть по крайней мере 34 кассеты аудиозаписей, сделанных сотрудниками ФСБ до момента появления предлога для ареста, или, если пользоваться терминологией Александра II, до «арестации». Прокурор Вербин озаботился о приобщении к делу материалов судебных заседаний по иску о закрытии газеты «Лимонка» — этого современного эквивалента журнала «Современник». В материалах дела о закрытии газеты содержатся главы из написанной подсудимым Савенко в Лефортовской тюрьме книги «Другая Россия». Прокурор Вербин пытался зачитать эти главы здесь в суде, по-видимому, и он понимает драматизм исторических параллелей. Не в самом уголовном деле, но очень близко, рядом даже присутствует некто Шульц, статс-секретарь ФСБ. Такой существует, этот господин отвечал на запрос депутатов Госдумы Алксниса и Жириновского, на запрос: «Почему ФСБ выдала спецслужбам Латвии четырех российских граждан, членов НБП, высадившихся на латвийскую территорию с поезда Санкт-Петербург — Калининград, направляясь в Ригу?» Эти четверо были арестованы по доносу ФСБ и провели в латвийской тюрьме семь месяцев каждый.
К сожалению, я вынужден констатировать, что, не умея действовать в современном мире современными методами, аппарат подавления государства — новоявленная охранка — ФСБ адаптировала методы государственного насилия XIX века. По старинке абсолютистского типа государство Российская Федерация и его охранка ФСБ верят в то, что существуют особо опасные «пропагандисты», и что они «наконец напали на настоящий источник зла», и что, арестовав опасного писателя Савенко-Лимонова, они остановят дальнейшее его (зла) развитие. Это по меньшей мере тупое представление XIX века давно опровергнуто историей. Революции совершаются не оттого, что некие «источники зла» имеют план и программу «НБП-ИНФО» или наставление «К барским крестьянам», а как следствие острых конфликтов в обществе. Общество, основанное на началах несправедливости, неравенства и государственного насилия, рано или поздно будет уничтожено миром молодых голодных и молодых рабов. Модель унизительного для народа отеческого (патерналистского) государства, восторжествовавшая обманным путем в России к 2000 году, когда чиновники-носороги, олигархи и спецслужбы железной рукою управляют безропотным, бедным и покорным народом, будет отвергнута Россией в ближайшие годы. Воинственно отвергнута. Мы не рабы, рабы немы!
