После этого был еще один суд, который проходил прямо в колонии и где непосредственно решался вопрос об условнодосрочном освобождении Лимонова, о чем он также рассказал позднее в своей книжке, и у меня нет желания это повторять, хотя, безусловно, некоторые вещи я видел и воспринимал несколько иначе, чем Эдуард.
А в пятницу вечером, 27 июня, мы вместе с писателем и журналистом (а тогда еще и телеведущим) Дмитрием Быковым выехали скорым поездом Москва — Саратов встречать Лимонова. Судебное решение о его условно-досрочном освобождении должно было вступить в силу на следующий день — 28 июня.
Но приехав в Саратов, мы узнали, что по субботам, согласно инструкции ГУИН (тогда — Главное управление исполнения наказаний, предшественник ФСИН), осужденных не освобождают. А значит, Лимонова могли выпустить из лагеря теперь только в понедельник.
Саратов летом — курорт, чем мы и не преминули с Быковым воспользоваться.
Собираясь в эту поездку и зная, какая нестерпимая жара стоит летом в Саратове, я не захотел облачаться в костюм: надел кроссовки, джинсы (правда, джинсы от-кутюр) и морковного цвета рубашку с короткими рукавами. В таком виде я и прибыл в Саратов, к удивлению встречавших нас на вокзале местных адвокатов и журналистов. Видимо, общее впечатление от моего несерьезного, прямо скажем, раздолбайского вида в такой ответственный момент еще усиливали и татуировки, упрямо вылезавшие наружу из-под рукавов рубашки.
Дима Быков тоже был одет под стать мне — в черную футболку с Че Геварой на груди.
В понедельник, 30 июня 2003 года, около 11 часов Лимонов вышел через проходную учреждения УШ382/13 на свободу под аплодисменты и приветственные выкрики встречавших его людей.
Перед этим я поднялся на второй этаж административного корпуса лагеря к его начальнику, который встретил меня как старого приятеля и пообещал, что они не будут затягивать процедуру освобождения Лимонова. В свою очередь он попросил, чтобы я объяснил людям, толпившимся с раннего утра у лагерных ворот с телекамерами, фотоаппаратами и бутылками шампанского, что «устраивать здесь митинг или пикник не следует».
И все-таки бутылки с шумом были откупорены и шампанское под радостные возгласы выпито прямо под окнами «хозяина» зоны.
Лимонов, с коричневым от загара лицом, коротко стриженный и гладко выбритый, в черном пиджаке и черной рубашке, ответив на несколько вопросов журналистов, поблагодарил за поздравления и поддержку всех присутствующих.
Через минут пятнадцать мы сели с ним и с Анатолием Тишиным (тогда — руководителем московской организации НБП и вторым человеком в партии) в машину, которой управлял местный адвокат Андрей Мишин, и поехали на Волгу купаться.
Еще сидя в Саратовской тюрьме после приговора, Эдуард сказал мне, что мечтает сразу же после освобождения смыть с себя в Волге всю грязь и тяжесть тюремной жизни. И вот эта его мечта сбылась!..
Несколько машин с журналистами попытались было следовать за нами, но нам удалось от них оторваться.
На берегу Волги, куда привез нас Мишин, мы с Лимоновым разделись и пошли купаться. Тут же, на берегу, мы распили с ним бутылку Hennessy, которую заранее приготовил предусмотрительный Андрей.
И разумеется, мы опьянели. Но светило солнце, у наших ног плескалась прохладная волжская вода, мы сидели на теплом песке, смотрели на видневшийся за рекой Саратов, и нам было хо-ро-шо!..
И с трудом верилось, что еще буквально три месяца назад, в марте, Лимонов сидел в своем овчинном тулупе, с бородой и длинными волосами в мрачном, холодном «третьяке» Саратовского централа, а я тайком от охраны фотографировал его «для истории» на черно-белую пленку маленького фотоаппарата.
Лимонова привели тогда ко мне на свидание и, поместив в тесную камеру с истертым узорчатым каменным полом и грубо закрашенным масляной краской плесневым грибком на стене, приковали наручниками к узкому железному столику. Фотография запечатлела и тот обшарпанный пол, и облупившуюся от влаги краску на стене, и длинноволосого пожилого писателя в наручниках, меховом тулупе, тельняшке, спортивных штанах и домашних тапочках.
Глядя на этот снимок, опубликованный потом в «Коммерсанте» и широко разошедшийся по миру, видно, что сделан он был не во Франции и не в Америке — нет там таких тюрем и такой одежды у заключенных. Сразу понятно, что перед нами родной наш ГУЛАГ и наш русский человек в нем.
К тому же, в отличие от известного снимка автора «Архипелага» Александра Солженицына в зэковской шапке и телогрейке с лагерным номером, сделанного им в ссылке — уже после освобождения из зоны, фотоснимок Лимонова не постановочный, а самый что ни на есть настоящий, документальный. И сделан он был с большим риском для нас обоих…
Так, искупавшись в Волге недалеко от Энгельса и чуть посидев на берегу, мы поехали в Саратов, где нас уже ожидали журналисты.
Но прежде чем идти к ним, мы еще немного прогулялись по центру города, почтительно постояли у памятника Николаю Чернышевскому, зашли вдвоем с Эдуардом в здание консерватории — в туалет (другого, более подходящего для этого места мы почему-то не нашли) и уже на пресс-конференции в Издательском доме встретились с Быковым и остальными нашими друзьями.
После пресс-конференции, в окружении местных и московских журналистов, мы вновь отправились по городу. Бритого и коротко стриженного Лимонова никто из прохожих не узнавал, и мы могли спокойно пройтись по саратовским улочкам и тенистым аллеям воспетого Константином Фединым парка «Липки», а обедать всю эту ватагу я пригласил в ресторан «Мистерия-буфф» на Кировском проспекте.
Оформленный в футуристическом стиле, этот ресторан, расположенный в подвальном помещении одного из старых саратовских домов, был на тот период, пожалуй, лучшим в городе. Здесь, среди плакатов «Окон РОСТА», подшивок журнала «Огонек» за 30-е годы прошлого века и книг Ленина, Сталина, Маяковского, Хлебникова и Асеева, я очень часто ужинал, коротая вечера во время многомесячного судебного процесса. Здесь же мы сиживали по выходным с моими саратовскими друзьями. Здесь же однажды я встретил, в компании московских чекистов, сексота Артема Акопяна, приехавшего в Саратов для дачи показаний в суде в качестве свидетеля обвинения. Мое внезапное появление тогда в «Мистерии-буфф» явно испортило им всем аппетит: они поспешно расплатились и ушли.
Но до сих пор я сожалею, что за год до этого, когда в Саратов для участия в процессе приезжал Александр Андреевич Проханов, мы поленились с ним пройти лишний квартал по раскаленному на солнце Кировскому проспекту и в итоге остановились обедать не в «Мистерии-буфф», а в каком-то пафосном, с рыцарями при входе, но на самом деле самом обыкновенном провинциальном кабаке.
Однако я помню восторженный возглас Проханова, когда мы вышли с узких, кривых саратовских улочек на широкий пешеходный проспект, а по нему косяками фланировали красивые девушки в коротких шортиках и цветных топиках. Увидев вдруг все это великолепие, Проханов воскликнул:
— Так это же рай!
