Но сам я с Катей в те первые дни и месяцы их знакомства общался мало. Помню лишь, как она, красивая и пьяная, пела однажды в ресторане (в том самом «Гладиаторе», куда мы большой компанией завалились после посещения в ЦДХ выставки «АРТ-МОСКВА, 2005») — пела, вскочив из-за стола и имитируя руками игру на гитаре, какую-то свою песню, где рефреном повторялась строчка, типа: «ЧеКа», — слышим мы из далека. — «ЧеКа»… И я подумал тогда, что Катя и голосом, и манерой исполнения подражает (возможно, непроизвольно) покойной Наташе Медведевой. И мне, признаюсь, это не понравилось. И еще помню, как тогда же, в «Гладиаторе», пока Лимонов ходил в туалет, она рассказывала нам, что надеется на его помощь в раскручивании ее музыкального проекта, но вообще-то не хочет быть «просто очередной его девушкой». И, эпатируя публику, страстно целовала его потом, когда он вернулся к столу…
Однако я часто и подолгу в тот период общался с самим Эдуардом. И помню, как восторженно он всегда о Кате отзывался. Рассказывал, какая она и красивая, и талантливая, какая добрая и умная, и как любит его, и как хочет от него ребенка. А уж он-то сам как хотел ребенка! И не скрывал этого. И когда Катя забеременела, как он взволнованно суетился, консультируясь у меня, можно ли поскорее получить справку о смерти бывшей жены Наташи Медведевой, чтобы оформить брак с Актрисой!.. Я помню как он, 62-летний суровый мужик, прошедший войны, тюрьмы и зону, порхал на крыльях любви (вот уж действительно банальное, но какое точное выражение!), появляясь то там, то здесь на светских тусовках со своей беременной красавицей Актрисой, как рассказывал о ее поездке в Харьков и встрече там с его совсем старенькой матерью. И позднее пересказывал их с матерью телефонные разговоры, в которых та постоянно расспрашивала о родившемся в 2006 году в день Октябрьской революции долгожданном внуке.
А дальше постепенно началось то, что называется «любовная лодка разбилась о быт»: тесная квартира Кати, ставшая еще теснее после рождения сына, попытки как-то урегулировать вопросы быта путем аренды или покупки другой квартиры и даже маниловские планы супругов о приобретении земли в Тверской области и строительстве там настоящей писательской усадьбы.
Но всем этим планам не суждено было сбыться. И не только из-за отсутствия у Эдуарда необходимых для покупки большой квартиры или дома денег, но в первую очередь потому, что он — не граф Толстой и не обласканный властями советский писательский генерал, увешанный лауреатскими медальками и всякими орденами. Мне лично, как, уверен, и многим тысячам людей, знакомым с судьбой и творчеством Лимонова, просто невозможно представить его живущим где-то в загородной усадьбе и лениво раскачивающимся там в шезлонге, под тенью лип или посреди яблоневого сада. Как невозможно представить его и в большой элитной московской квартире среди модного хай-тека или позолоты пошлой брынцаловщины.
Да, это невозможно представить большинству людей, знающих Лимонова, но актриса Екатерина Волкова входила, видимо, в меньшинство.
А когда она все поняла, то махнула рукой и… улетела на Гоа: надо снять послеродовой стресс, отдохнуть, набраться сил… Да мало ли каких поводов можно еще найти для того, чтобы уехать из промозглой московской зимы в тропический рай, если этого очень хочется! И неважно, что ребенку, оставленному на попечение пожилой матери, всего полтора месяца от роду, а у мужа-политика, как назло, неприятности — его партию пытаются запретить, соратников одного за другим задерживают, за ним самим постоянно следят.
«Ну а чем я могу помочь?»
Действительно, чем?..
То было в начале 2007 года. И Лимонов, одиноко живя в своей большой съемной квартире в Сырах, ждал красавицу жену несколько месяцев, отсчитывая дни. А потом, когда она все-таки вернулась, не мог этому нарадоваться, но так и остался жить на два дома — у себя, в Сырах, где работал, и у нее, на Самотёке, потому что у нее для него не было места, а переезжать к нему или в другую съемную квартиру Актриса не захотела.
— Ты представляешь, — рассказывал он мне, — утром работаю у Кати на кухне, пишу. Она спит. И тут на кухню входит теща, и говорит: «Так, Эдуард, убирайте поскорее всю эту свою писанину со стола, я ребенка кормить буду». И сгребает все мои бумаги в сторону. Представляешь?..
И я представляю, как известный, немолодой уже писатель сидит рано утром за крохотным столом на пятиметровой кухне, что-то пишет, аккуратно разложив на столе свои тетради и книги, а потом растерянно наблюдает, как какая-то женщина сгребает их в сторону, называя все это «писаниной»…
И он уезжал в Сыры.
А еще, по его словам, были и пренебрежительные высказывания Актрисы о его творчестве (что, конечно, ранит любого художника) и о политической деятельности. Но, думаю, если Катя и говорила такое, то просто в сердцах. Но ведь и у него не веревки вместо нервов. Отсюда и его раздражительность, и эмоциональные срывы, грозившие разорвать их отношения еще до годовщины рождения сына. И это чуть было не произошло даже в день крестин Богдана в Ростове-на-Дону, куда все мы, участники этого торжественного мероприятия, прибыли порознь: я в качестве крестного отца прилетел самолетом, Эдуард приехал на машине, а Катя с сыном — поездом. Так же все потом и разьехались. Однако первый год жизни Богдана отметили все же вместе, торжественно-напряженно, в кругу самых близких, и Катя, будучи снова беременной, умчалась, теперь уже вместе с годовалым ребенком, опять на несколько месяцев в Индию — в любимый ею Гоа, оставив мужа праздновать Новый, 2008 год с его запрещенной партией и переживать в одиночестве очередную московскую зиму…
— Я хочу прочитать тебе мои новые стихи, — неожиданно произнес Лимонов, когда официант, заменив на столе посуду, поставил перед нами еще один запотевший графин с водкой. — Послушаешь?
— Конечно.
Эдуард взял лежавшую на соседнем стуле черную пластиковую папку, неторопливо раскрыл ее и, вынув оттуда пачку листов формата А4, начал читать.
И Юлианский календарь…
Над зыбкой розовый фонарь…
Качаемая мною зыбка!
В тебе рождается улыбка,
Мой тихо лающий сынок,
Я знаю, хочешь на Восток…
Круглоголовый, круглоглазый,
Востока следуешь приказу.
— Малыш, я твой седой отец!
— Я обезьян, вожак у стада.
Маманю теребить не надо
За терракотовый сосец…
Бог создал Землю, говорят,
И населил толпами стад,
Успешно поедавших друга.
Жена могла сожрать супруга…
То, что и делает твоя
Маманя по стопам зверья.
Она как самка паука,
Самца съедающая прямо.
Осеменил? Наверняка?
И тихо жрёт супруга дама…
