— К нам дорога широкая, — сдерживая улыбку, говорил он какому-нибудь заблудившемуся и потому опоздавшему на допрос свидетелю. — От нас она — узкая.
Или обвиняемому в краже трех простыней, одеяла, швейной машинки и чайника:
— Я вот даже тебе стул, подлецу, не хочу предлагать, потому что ты мне просто противен. Вот если бы ты украл железнодорожный состав с лесом или с товарами, то я бы тебя хотя бы уважал, предложил бы присесть, сигаретку бы дал, чаем, быть может, напоил…
В этом он предугадал то, что будет происходить в стране и в милиции ровно через десять лет.
А вот в 90-е годы таким типичным милиционером (хотя тогда их уже все стали называть ментами) для меня был именно Владимир Позняк. Такой же веселый, общительный, тоже прошедший Афганистан, но только еще более предприимчивый, чем Виктор Захарович.
Правда, когда мы с ним познакомились, Позняк был еще полковником, причем бывшим.
В период 1992–1993 годов его откомандировали из МВД в распоряжение Администрации президента в качестве советника, и там он работал в тесном контакте с Александром Руцким, который занимал тогда пост вице-президента страны.
Через некоторое время после разгона парламента и расстрела Белого дома Позняка и уволили.
Основание для его увольнения было чисто формальным. Но подлинной причиной послужило именно то обстоятельство, что Ильич находился рядом с Руцким, когда тот грозил Ельцину с трибуны Верховного Совета «шестью чемоданами» компромата.
И тогда Позняк обратился за помощью ко мне.
Мы направили соответствующее заявление в суд, и примерно через полгода, разумеется не без некоторых сложностей, полковник Позняк был восстановлен на работе в прежней должности. А еще через несколько лет, когда политические страсти поутихли, он получил генеральское звание, служил на разных должностях в Москве и Московской области, воевал в Чечне и Дагестане и даже подружился с вышедшим в отставку Виктором Ериным — бывшим главой МВД, подписавшим когда-то приказ о его увольнении.
Взлеты и падения чиновников и вообще любых заметных персон всегда вызывают интерес у журналистов и публики, а падения и взлеты — зависть у недоброжелателей.
Впрочем, своих недоброжелателей Позняк хорошо знал и, не стесняясь в выражениях, публично критиковал. И вот это-то (его острый язык и бойцовский характер) и было тем основным, что пробуждало к нему неподдельный интерес со стороны журналистов.
Но его смелые и нелицеприятные высказывания о тех или иных милицейских начальниках вызывали в свою очередь их ответную реакцию, которая заключалась не в вызове Позняка в суд или на дуэль, а в инспирировании заказных статей, обливающих Ильича грязью.
К примеру, в прессе мелькали сообщения о том, что Позняк знаком со многими криминальными авторитетами и, не стесняясь, рассказывает об этих своих знакомствах.
А чего, собственно, ему было стесняться? Он был такой же правильный мент, как майор Чернов и генерал-полковник Александр Николаевич Куликов, никогда не опускавшиеся до подстав, обмана и тем более до избиений или пыток задержанных. И его в равной степени уважали как сослуживцы, так и преступники или те, кого к таковым причисляли.
К тому же Ильич был умным, любознательным и жизнерадостным человеком, а с такими людьми приятно общаться любому — от прокурора Юрия Чайки до авторитета Леши Нанайца, от журналистки Кислинской до адвоката Беляка. А почему бы и нет?
Правда, потом Лариса Кислинская, забыв про дружеские поцелуи и лягушачьи лапки, которые она, помню, жадно поедала за одним с нами столом в ресторане «Золотой» за счет Ильича, тоже включилась в распространение о нем негативной заказухи. Но ведь тут «ничего личного», так?..
А Позняку приписывали то связи с какими-то криминальными группировками, то чуть ли не с чеченскими боевиками. И хотя ни одна проверка этого не подтвердила (а после каждой публикации обязательно проводилась соответствующая строгая служебная проверка, на что, собственно, и рассчитывали заказчики лживых публикаций), журналисты как заведенные продолжали распространять старую ложь снова и снова. В конце концов Позняк, устав оправдываться и таскаться по судам, просто махнул на все рукой: «Собака лает, караван идет».
Во время войны все средства хороши, когда же развязывается война информационная, то в выражениях не стесняются.
«Он контуженый, — писали о генерале Позняке мастера компромата. — Он способен на необдуманные действия и высказывания». Хотя Позняк, напротив, всегда был сдержан, тактичен и достаточно умен, без чего ему просто не удалось бы сделать карьеру, о которой многие из тех, кто заказывал и распространял о нем всякие небылицы, могли разве что мечтать.
Впрочем, да, признаю: Ильич и в самом деле легко мог подлецу или трусу заявить прямо в лицо, кто тот есть на самом деле. Но только вряд ли контузия способна пробудить в человеке честность, смелость и порядочность. А если это так, то на работу в правоохранительные органы, суды и в органы власти надо принимать только контуженых.
Заказных публикаций о Владимире Позняке в 90-е годы было немало. И он часто представлялся в них несдержанным, грубым, неотесанным солдафоном, но тут же, одновременно с этим — хитрым, изворотливым и ловким карьеристом. Журналисты писали, что он «жадный и мстительный», но тут же ставили ему в вину щедрость на подарки и угощения, а также наличие у него массы друзей и покровителей во всех инстанциях, включая самые высшие.
Я не хочу комментировать эти очевидные противоречия в рассуждениях людей, певших с чужого голоса, как, впрочем, не собираюсь и превращать Владимира Позняка в святого. Нет, он далеко не был свят, как не мог быть свят любой мент в 90-е годы, в том числе как не были безгрешны и святы его оппоненты в полковничьих погонах или с генеральскими лампасами.
Но Владимир Ильич Позняк, в отличие от большинства из них (угрюмых, пузатых и косноязычных), по крайней мере, был живым, веселым и харизматичным человеком. И это факт, который невозможно оспорить.
И действительно, одним из главных достоинств Позняка, на мой взгляд, как раз и было его удивительное умение общаться и дружить с самыми разными людьми!
Ильича хорошо знал в те годы и Владимир Жириновский, и многие другие депутаты различных фракций. Я рассказывал о нем какие-то истории Эдуарду Лимонову. А Позняк с готовностью помогал мне в некоторых моих делах, — иногда информационно, чаще советами.
В марте 1995 года он пригласил меня на свой день рождения, и кого же я там увидел? За одним столом сидели и пили за здоровье Ильича и его сослуживцы-милиционеры, и высшие чины из Генеральной прокуратуры и других ведомств, и высокопоставленные чиновники со Старой площади и из Белого дома, и колоритные типы с золотыми «ролексами», которые скромно представлялись предпринимателями.
И я, глядя тогда на улыбчивого, круглолицего и легкого в общении Ильича, переходившего от гостя к гостю с бокалом вина, удивлялся, как вообще у такого человека могут быть в жизни какие-то проблемы. Я не сомневался, что Позняк способен своей непосредственностью и радушием очаровать любого и разрешить любую проблему.
