— Нет, ну, а какие проблемы? — беззаботно улыбаясь, ответил он. — Давайте сейчас вместе и напишем.
— Но ему же выступать послезавтра! — едва сдержался я. — А текста еще нет. К тому же сейчас мы хотели с Геннадием обсудить ту часть, что готовил я…
— Да ладно, чего вы? Все равно по этим эпизодам будет обвинительный приговор…
Коняхин молчал, но я видел, что он тоже на грани срыва.
Я его обнял, однако говорить ничего не стал. Теперь я вдруг начал опасаться утечки информации.
— Раз так, — произнес я, — то занимайтесь чем хотите. А я поеду в Ленинск, отдохну. Текст по остальным эпизодам у тебя, Гена, есть, читай.
И уехал.
Почти 100 километров пути по трассе были преодолены с рекордной скоростью. В Ленинске я тут же засел за написание показаний Коняхина по тем эпизодам, которые ранее были доверены местному адвокату. Закончив работу поздно ночью, утром, чуть свет, я уже мчался обратно в Кемерово. И какая же радость была на лице Коняхина, когда он увидел меня с распечатанным на нескольких листах текстом!..
— А я уж подумал, что все, мне конец, — сказал он, похлопывая меня по спине. — Ты так внезапно уехал…
— Я торопился, чтобы успеть написать. Теперь у тебя есть целый день, чтобы все это спокойно переварить и запомнить. Прокуроры начнут задавать вопросы, а ты снова повторяй то, что уже сказал…
* * *
А пока шел этот процесс, прокуроры проводили одну проверку за другой на предприятиях Коняхина — в его магазинах и на рынке.
— Готовьтесь к новым судам, — предупреждали они Коняхина, но в этих предупреждениях звучала явная угроза.
— Вот, — часто жаловался мне Геннадий, — теперь они прицепились к моему рынку. Может, я зря назвал его «Коняхинский»? Лучше б я ту надпись не делал…
— Не зря, — успокаивал я его. — Это хорошо, что ты назвал рынок именно так, и надпись сделал тоже правильно. Пройдут годы, и кто знает, что от нас останется. А вот тебя еще долго люди будут помнить, как помнят в Москве купца Елисеева, приходя в его магазины…
И все-таки попытки кемеровских прокуроров отобрать у Коняхина его крытый рынок (огромное здание, первый этаж которого занимали мясные и продуктовые ряды, а на втором располагались магазины промтоваров и одежды, кафе и парикмахерская, ювелирный салон и ремонтные мастерские) никак не прекращались. Отчего я был вынужден попросить Владимира Жириновского устроить мне встречу с Генеральным прокурором Юрием Скуратовым.
И такая встреча состоялась.
Скуратов принял нас у себя в кабинете на Большой Дмитровке. После обмена дежурными любезностями Владимир Вольфович рассказал о причине нашего визита и, представив меня, попросил, чтобы я изложил суть проблемы более подробно. Скуратов тут же вызвал своего заместителя Михаила Катышева.
Я кратко изложил ситуацию с коняхинским рынком. И когда рассказал, что Коняхин изначально приобрел «брежневский» долгострой (загаженный участок земли с четырьмя полуразрушенными стенами недостроенного Дома быта), а уже потом, на собственные деньги, на его месте воздвиг огромный торгово-рыночный комплекс, Катышев попытался возразить. Он начал было говорить, что Коняхин такой-сякой разэтакий, что тюрьма по нему плачет и все такое прочее. В общем, я понял, что Михаил Борисович, как и обычный обыватель, пребывает в плену той самой лжи, что была распространена о Коняхине газетчиками.
Скуратов внимательно слушал наш с Катышевым диалог и старался не вмешиваться. Вольфович тоже.
— Ну о чем мы сейчас спорим? — сказал я под конец. — Давайте дождемся окончания суда. И если будет доказано, что Коняхин — вор, то тогда пусть ваши прокуроры и обращаются в гражданские и арбитражные суды. Но я прошу вас только об одном: остановите их сейчас. Не надо сейчас заниматься раскулачиванием. Или они хотят, чтобы люди в зипунах и с обрезами ушли в тайгу?..
Скуратов и Катышев дали соответствующие команды в Кемерово, и от Коняхина местные прокуроры на время отстали.
А в 1999 году я, уже после завершения дела Коняхина, неожиданно для себя попал на празднование 50-летия Михаила Борисовича Катышева. Все это происходило прямо в его служебном кабинете, где собрались в основном коллеги и друзья юбиляра. И так получилось, что среди гостей я оказался единственным адвокатом. Как раз в тот момент между Михаилом Катышевым и Борисом Березовским в прессе разгорелся конфликт, который грозил перерасти в судебную тяжбу. И вот, выступая с тостом в честь юбиляра, я позволил себе пошутить:
— А назначьте меня генеральным адвокатом при генеральном прокуроре, и я вас защищу от нападок Березовского.
Все присутствующие встретили мое предложение веселым смехом. А зря. В любой шутке есть доля истины. В том же году, 6 апреля, Михаил Борисович подписал постановление об аресте трех олигархов — Б. Березовского, Н. Глушкова и А. Смоленского; через месяц, 5 мая, приказом и. о. генерального прокурора Ю. Чайки, Катышев был отстранен от ведения всех резонансных уголовных дел; а 7 июня следующего года освобожден и от должности заместителя генерального прокурора.
* * *
«Коняхин, — писал вскоре после его ареста Александр Проханов, — мэр маленького кузбасского городка, взятый под стражу, кажется “матерью Терезой” в сравнении с “коллективным бандитом”, захватившим политическую и экономическую власть в России под знаком золотого орла и музыки Глинки».
— Я делал все, чтобы людям и детям жилось в нашем городе хорошо, — заявил Коняхин в своем последнем слове в суде.
И я видел по лицам многочисленных зрителей в зале, что все они об этом знают, что это так и есть на самом деле. И когда я, обращаясь к судьям, спросил, хотят ли они, чтобы судьба их мэра, которого они помнят еще мальчишкой, решалась, в случае их ошибки, в областном центре или в далекой Москве, один из них не удержался и отрицательно качнул головой.
На свободу Геннадий Коняхин вышел прямо в зале суда. И этому не помешала даже показанная в дни прений в программе «Человек и закон» очередная заказная фальшивка г-на Пиманова. Судьи районного суда в далеком Ленинске-Кузнецком не смогли воспрепятствовать появлению ее в эфире. Они просто на нее наплевали.
Вы ходили когда-нибудь в тюрьму?
«Давно ли вы были в больнице? Давно ли вы навещали там своих знакомых, друзей или родственников? Больной человек нуждается в поддержке и помощи. Не отказывайте ему в этом. Ведь в данный момент в нем — сам Бог…
А ходили ли вы в тюрьму? Давно ли вы туда носили передачи или приходили к кому-нибудь на свидание? А ведь часто наказание бывает чрезмерным или вообще человек страдает без вины. Сходите в тюрьму, там много таких людей. Они ждут вас. И, как знать, быть может, от вас этого ждет и сам Бог…»
Нет, это не проповедь Лимонова в «Фейсбуке».
С такими словами осенью 2009 года обратился к прихожанам церкви Николая Чудотворца в подмосковном селе Малышево ее настоятель отец Анатолий.
