— Но у нас нет времени, — пожаловался Грабовский. — А с генпланом мы готовы вам помочь. И готовы помогать поселку в его благоустройстве…
Встретив понимание со стороны визитера, Жданов связался с проектным институтом. А через несколько дней Грабовский самолично привез ему 300 тысяч рублей на благоустройство поселка. И Жданов (о, боги!) не взял эти деньги себе. Он тут же дал поручение одному из своих замов официально принять их в качестве благотворительной помощи и направить на ремонт какой-то пешеходной дорожки и асфальтирование детской хоккейной площадки. Что и было сделано.
В те же годы в Москве мэр Лужков действовал точно так же, но еще более жестко и прямолинейно: он просто заставлял всех крупных бизнесменов и их фирмы помогать городу. И те, по первому звонку, покорно свозили или перечисляли деньги на установку какого-нибудь очередного памятника либо на что-то другое, на что в городском бюджете не было предусмотрено средств. И никаких уголовных дел! А Жданову, помимо всего прочего, припомнили потом и те 300 тысяч.
— Я чувствовал, что меня хотят подставить, — позднее признался он мне, — но самоуверенно посчитал, что смогу их перехитрить. Но можно ли перехитрить дьявола?..
Между тем московские проектировщики изготовили эскизы застройки первой части новых земель, и сотрудничество в этой работе Грабовского, а также его помощь в благоустройстве поселка в конце концов убедили Жданова в добросовестности намерений «благотворителя». Поэт Жданов забыл о предупреждении Лаокоона из поэмы Вергилия: «Бойтесь данайцев, дары приносящих!» — и снял свои возражения относительно застройки первой части бывших совхозных земель. В тот же день глава района Слепцов издал соответствующее постановление, и «данаец» Грабовский получил желаемый результат.
Сразу после этого он утратил всякий интерес к генплану и стал уклоняться от дальнейших встреч со Ждановым.
Однако в этот же период произошло еще одно значимое событие в жизни моего героя — он принял участие в выборах главы района, выступив с резкой критикой коррупционной деятельности Слепцова. И за день до этих выборов началась прослушка телефона Жданова! Но самое примечательное то, что она началась за полтора месяца до подачи в милицию заявления от «потерпевшего» Грабовского!..
А вот чтобы с таким заявлением в милицию обратиться, Грабовский неожиданно активизировался, предложив Жданову провести переговоры «для окончательного решения вопроса по генплану».
И такие переговоры состоялись. Они прошли в служебном кабинете Жданова под припрятанный диктофон Грабовского и попытки последнего спровоцировать белоозерского мэра на какое-нибудь неосторожное высказывание.
Сам Грабовский и приехавшая с ним «юрист фирмы» И. Цилюрик, оказавшаяся на деле адвокатом, стали предлагать Жданову взять деньги наличными, а уже потом рассчитаться ими с проектировщиками.
Мне, признаюсь, не хотелось называть фамилию этой молодой дамы, начинавшей когда-то свою карьеру в милиции, но в итоге вместо выполнения благородной функции защитника скатившуюся, по существу, к роли провокатора. Но, во-первых, страна должна знать своих «героев», а во-вторых, может быть, эти записки хоть как-то повлияют на других моих коллег и удержат их от подобного.
Жданов же на переговорах твердо стоял на своем: вы — инвесторы, поэтому платите сами.
— Нам это не комфортно, лучше кэш, — жалобно ныла Цилюрик.
— Тогда перечислите на счет нашего благотворительного фонда, — предлагал Жданов.
— Мы не благотворительная организация, нам это тоже не комфортно, — скулил Грабовский…
Как стало позже известно от самих же Грабовского и Цилюрик, все их обещания по разработке генплана и долгосрочному сотрудничеству с администрацией Белоозерского были ложными, а переговоры они вели лишь для подготовки будущего уголовного дела в отношении Жданова.
Но переговоры со Ждановым никакого серьезного результата им не дали.
После этого Грабовский и Цилюрик, избегая прямых встреч с несговорчивым Ждановым, активизировали частные переговоры с неким местным жителем по фамилии Черников (вот она — мистика фамилий!) — мелким, но гиперактивным предпринимателем из офицеров-пограничников.
С ним они познакомились в кабинете у Жданова, и Черников впоследствии предложил москвичам свою кандидатуру в качестве посредника по «уламыванию поэта»…
Посоветовавшись с кем надо, Грабовский заявил, что готов заключить с Черниковым трудовое соглашение и передать ему деньги, предназначенные на оплату работы проектировщиков. Теперь, по задумке Грабовского, именно Черников должен был стать «инвестором» в соглашении с проектным институтом.
При этом Грабовский мотивировал это свое предложение нежеланием «светиться», показывая главе района Слепцову, что они, дескать, помогают его оппоненту…
О том, что загадочная московская фирма каким-то образом связана со Слепцовым, понимали до этого все. Но то, что помощь в разработке генплана большого городского поселения могла быть воспринята Слепцовым как помощь его политическому оппоненту — это не влезало ни в какие ворота! И заставляло задуматься.
Но у Жданова на раздумья не оставалось времени — над ним уже был занесен топор, называемый близорукими людьми и циниками «мечем правосудия».
Ни с Черниковым, ни с Грабовским он уже не общался, но это Грабовскому было и не нужно. Ему удалось убедить Черникова, едва вышедшего из запоя, приехать в московский офис фирмы и получить там деньги наличными. И хотя Черников даже расписался в получении этих денег и заявил, что сейчас же поедет в отделение банка положить их на счет, чтобы потом перечислить проектному институту, тем не менее (а скорее всего именно поэтому!) он был тут же, при выходе, задержан. Правда, менты попробовали было уговорить Черникова отвезти эти деньги Жданову, но тот отказался.
И тем не менее в этот же день, ближе к вечеру, в Белоозерском по обвинению «в покушении на получение взятки» был задержан и Андрей Жданов.
Проводившие его задержание оперативники немало удивились, узнав, что «мэр-взяточник» проживал в деревянной баньке, построенной им своими руками, и никакой дорогой собственности не имел.
А в вечерние теленовости и в газеты, сообщившие о задержании мэра Белоозерского, попала опухшая физиономия Черникова. И когда я пришел на первое свидание к Жданову в Матросскую Тишину, то ожидал увидеть именно это одутловатое лицо с безумно вытаращенными глазами, но в помещение для свиданий вошел невысокий, средних лет мужчина похожий на… Наполеона Бонапарта, если бы тот оказался вдруг не на острове Святой Елены, а в переполненной зэками грязной и темной камере российской тюрьмы. Если вы способны представить себе такое, то сможете представить и Андрея Жданова, вошедшего быстрой походкой в мрачное тюремное помещение, где ожидал его я, крепко пожавшего мне руку и внимательно посмотревшего мне в глаза. Но если это и был Наполеон, то Наполеон с истинно русской душой и большим добрым сердцем, в чем уже совсем скоро мне пришлось убедиться и самому.
