Но, заглянув на несколько минут внутрь галереи и увидев всех тех, кто там находился, Изабелла Аникбязова и ее верная подруга незаметно исчезли. И узнать потом ее мнение о выставке мне так и не удалось, потому что больше на мои телефонные звонки Белла не отвечала. Поначалу я несколько расстроился, но затем решил, что, наверное, это и к лучшему, иначе бы мне пришлось еще и выслушивать ее рассказ о том, как им с подругой понравилось в тот день выступление какого-нибудь симфонического оркестра в Концертном зале имени Чайковского.
А когда наступила эпоха социальных сетей, я, вспомнив о Белле, попытался отыскать в них следы ее присутствия. И нашел. Но никаких личных данных или постов на ее страничках не было, что, в общем-то, и понятно в связи с ее положением и занимаемой должностью — к тому времени она уже трудилась в Минюсте на поприще защиты прав человека! Но хочешь не хочешь, а если сам президент России Дмитрий Медведев заставляет чиновников активнее осваивать просторы Интернета, все вынуждены подчиняться. Вот и всегда дисциплинированная Изабелла Аникбязова не могла ослушаться главы государства: она завела сразу в нескольких соцсетях собственные странички, правда, дальше дело не пошло — отметила в них лишь свои музыкальные предпочтения и всё. Чайковский, Моцарт, Штраус, Лист, Равель (обычный набор профана) и… Джо Дассен.
Петра Мамонова, как видите, там уже не было.
Девушки Партии
Если вы решите поехать в московский следственный изолятор № 6, то вначале, на Шоссейной улице, увидите большую каменную белую церковь с синими куполами, потом колледж, бензозаправку, а после нее, за бетонным забором с колючей проволокой, желто-белые корпуса самого СИЗО. Такая последовательность, если вы человек впечатлительный или склонный к философским размышлениям, непременно наведет вас на мысль, что все это неспроста и что бывший московский мэр Юрий Лужков гениально отразил в градостроительной планировке закономерный ход жизни многих россиян: человек рождается и крестится, затем учится, немного и очень специфически работает, а после отправляется в тюрьму. Вероятно, теперь жителям столичного района Печатники проделывать этот путь будет значительно проще.
Сравнительно новый и относительно комфортабельный следственный изолятор № 6 «Печатники» считается женским, хотя сидят в нем и некоторые мужчины. Но это так называемые социально близкие — не уголовники, о которых писал в советские времена Александр Солженицын, а бывшие менты, прокуроры и чекисты. Все те, кто, как хорошо известно, бывшими не бывают. В общем, не геи, но педерасты.
В конце 2004 года в женской части СИЗО-6 оказалась целая группа девушек из Национал-большевистской партии, которые вместе со своими партийными товарищами 14 декабря того года заняли один из кабинетов Общественной приемной президента России, требуя отставки Путина.
Продолжение кровопролитной чеченской войны; неспособность правоохранительных органов эффективно противодействовать боевикам-террористам, в том числе в школе Беслана и в театре на Дубровке в Москве, но усиление репрессий в отношении политической оппозиции; монетизация льгот, повлекшая за собой массовые выступления пенсионеров по всей стране и громкую акцию нацболов по захвату кабинета идеолога этой реформы — министра здравоохранения и социального развития Зурабова, все участники которой были приговорены к длительным срокам лишения свободы; фантастический рост коррупции; фальсификация выборов; лишение граждан России избирательных прав; передача Китаю российских территорий; закрытие независимых телеканалов; дружба с диктаторским режимом Туркменбаши Ниязовым в Туркменистане и наглое, бездарное вмешательство во внутреннюю политику братской Украины…
Перечислять можно долго. И как результат — обращение к президенту, листовки и транспарант на окнах его Общественной приемной с надписью: «Путин, уйди сам!»
Сорок с лишним участников этой акции были задержаны ОМОНом.
Оказавшихся среди задержанных несовершеннолетних вскоре отпустили к родителям, а под стражей остались 39 человек, девять из которых — девушки. Две из них — Марина Курасова и Наталья Чернова — были в числе организаторов акции, а Алина Лебедева приехала для участия в ней из Латвии, что также в глазах правоохранительных органов и российских властей ставило ее в один ряд с организаторами.
— Непрошеный гость хуже татарина, к тому же если этот гость начинает качать нам свои права! — ворчал следователь, когда я принес ему заявление от матери Лебедевой с просьбой разрешить ей свидание с дочерью. Судя по фамилии Алимов, он сам был татарином, поэтому, наверное, знал, что говорил.
— А как бы латыши поступили, если бы, например, к их президенту с такими требованиями заявились мы? — продолжал он возмущаться уже больше по-отцовски, чем из солидарности с нашими западными соседями. — Такое впечатление, что для многих из них это игры…
— Нашим латыши уже впаяли за нечто подобное такие сроки, что мама не горюй! — вынужден был согласиться я, имея в виду дело по захвату нацболами в 2000 году собора Святого Петра в Риге.
— Вот-вот, — подхватил следователь. — А теперь и мы в паяем…
— Но не за захват же власти, как вы понаписали!
Следователь посмотрел на меня внимательно.
— Думаете, я очень хочу упрятать их за решетку? Думаете, я не вижу, кто из них кто и чего творится вокруг?.. Думаете, я сам тут сижу и от нечего делать придумываю им статьи? Какие пострашнее. Надо мной тоже полно всяких умных сидит…
— Ну, если они умные, то объясните им, что инкриминировать ребятам статью о захвате власти — это совсем не умно. Весь мир смеяться будет: власть в России могли захватить мальчишки и девчонки, да еще — несовершеннолетние! Что это за власть такая?! И что это за стратегический объект такой — Общественная приемная президента? Кремль, что ли? Генштаб?..
— Ладно, хватит меня агитировать, — следователь с недовольным видом еще раз взглянул на заявление матери Алины Лебедевой и отложил его в сторону. — Небось шум хотите поднять в прессе в связи с ее приездом в Россию?..
— Нет, обещаю, никто об этом не узнает.
— А как же пиар? — недоверчиво ухмыльнулся следователь. — Ладно, пусть приезжает. Дату согласуем…
Спустя какое-то время я встретил на Рижском вокзале маму Алины, отвез ее вначале к следователю, а затем в СИЗО «Печатники», где она повидалась с дочерью. Но ни один журналист так и не узнал об этом событии, которое действительно при желании (и повышенном интересе к этому делу со стороны прессы) можно было превратить в настоящий спектакль, да еще и в нескольких частях.
Но в деле «39-ти декабристов», как окрестили его журналисты, и без того было столько всего наносного, лишнего, показушного, истеричного и лживого, что это дело чуть ли не с первых его дней превратилось в дурную любительскую постановку с множеством актеров и режиссеров, их родственников и знакомых, которые лезли каждый со своими советами, идеями и инициативами, собирали собрания у дверей суда, похожие на собрания обманутых вкладчиков или членов жилищного кооператива. В итоге весь этот «цирк-шапито» легко мог рухнуть на головы присутствующих и похоронить их под своими сводами.
