— Что же это делается? Как же такое возможно? — говорит мне невысокий худощавый парень с густой копной каштановых волос и легкой небритостью на лице. В глазах у него блестят слезы, и он долго идет со мной рядом почти от площади Маяковского (сейчас это — Триумфальная), а потом, так же как и я, прячется, на всякий случай, от выстрелов за стеной старого московского дома на площади Восстания.
— Не высовывайтесь! — кричит нам охрипшим голосом какой-то мент, и мы не высовываемся.
— Как же так? — снова ахает парень. — Почему народ не выходит? Разве так можно — по своим?..
— А ты откуда? — спрашиваю я, улавливая едва заметный акцент.
— Из Чечни, — отвечает парень и вытирает рукавом слезы на глазах.
* * *
Через год, когда в самой Чечне начались вооруженные столкновения противников и сторонников Джохара Дудаева, в одном из выпусков популярной в те годы публицистической программы петербургского телевидения «Пятое колесо» показали большое интервью с ним.
Дудаев, провозгласивший независимость своей республики от России, что полностью соответствовало указанию Бориса Ельцина всем руководителям национальных автономий брать суверенитета столько, сколько они «проглотят», был одет в советский генеральский мундир и держался перед камерой очень уверенно, а говорил, как всегда, вызывающе дерзко.
— Почему у людей в Чечне так много оружия? — спрашивал его тележурналист.
— Иметь личное оружие — это многовековая традиция нашего народа, — отвечал Дудаев с дьявольской улыбкой на устах, окаймленных тоненькой черной полоской усиков.
— Но это же боевое оружие — автоматы, пистолеты… И люди постоянно стреляют прямо на улицах!..
— Оружие нам оставили ваши военачальники. Став независимым государством, мы получили право не только на наши недра, но и на ту часть вооружений Советского Союза, которая находилась на нашей территории. И ваше руководство с этим согласилось. Но если вы думаете, что наличие оружия у нашего населения влияет на количество преступлений, то вы ошибаетесь: в Чеченской Республике Ичкерия преступности практически нет. Мы знаем, как с ней бороться…
— И как же?
— У нас существуют свои суды. Но главное — у нас существуют традиции, которые свято соблюдаются чеченцами. И эти традиции не позволяют чеченцу применять оружие без серьезных на то оснований.
— И что же это за основания? Самооборона?
— Если, к примеру, чеченец едет в общественном транспорте и его оскорбили, то он имеет право ударить обидчика рукой. Если же его ударили и причинили травму размером больше хлебного зёрнышка, то он имеет право нанести обидчику ответный удар ножом. А если чеченца ударили ножом, то он имеет право на выстрел…
Я передаю сейчас слова Джохара Дудаева, конечно же, по памяти, но ручаюсь, что по форме — очень близко к оригиналу, а по смыслу — совершенно точно.
Не в силах оторваться от экрана телевизора, я ловил каждое слово, каждый жест бывшего советского генерала, участника Афганской войны, коммуниста Джохара Мусаевича Дудаева, ставшего руководителем одной из национальных республик России, и поначалу был попросту ошарашен услышанным.
А потом, когда выключил телевизор и посмотрел на своего безмятежно спящего в детской кроватке в обнимку с тряпочной собачкой крошечного сына, меня охватил ужас от мысли, в какой стране придется ему жить и что за жизнь готовят ему все эти люди!..
Что произошло со страной и всеми нами дальше — хорошо известно.
* * *
«Ель-цин! Ель-цин! Ель-цин!..» — радостно скандировали толпы людей на московских площадях и улицах в августе и сентябре 1991 года, а ветер и эхо разносили по городу: «Яй-ца! Яй-ца! Яй-ца!..» И многие находили это забавным.
Потом постепенно эйфория прошла, и наступили серые будни, приносящие больше разочарований и стыда, чем радости и гордости за свою страну.
Отмена старых законов и долгое придумывание новых, правовой беспредел и отсутствие социальных гарантий, криминальные войны, рейдерство и рэкет, крушение надежд и сокращение рождаемости, увеличение смертности и рост числа суицидов.
И снова стали выходить на площади десятки и сотни тысяч тех же самых людей, но теперь они уже не смеялись и кричали только одно: «Долой!»
Их научились разгонять и обманывать, обещая манну небесную, запутывая ребусами вопросов и ответов («Да-Да-Нет-Да») на референдумах и запугивая «красно-коричневой» угрозой. А потом — и Чечней. Шокирующие кадры военной хроники из Грозного и цинковые гробы — снова, как в Афганскую войну, груз «200»…
* * *
А мы дома в те годы выпускали стенную газету.
Газета называлась «Живодёрня». А эпиграфом к ней были слова Владимира Жириновского «Пошел вон, подлец!», сказанные им однажды в Питере, в вестибюле гостиницы, какому-то настырному мужичку, то и дело вставлявшему свои едкие замечания по ходу интервью Вольфовича местным журналистам.
Газета выходила по праздникам. Детям все это ужасно нравилось. Они принимали в ее создании самое активное участие, ползая на четвереньках по разложенному на полу большому листу бумаги с карандашами и красками, в то время как за ними равнодушно наблюдал со своего кресла в прихожей старый французский бульдог.
— Весело у вас тут! — сказал мне как-то один мой знакомый — Валерий Авакович Сумбатов, армянин, дед которого был генералом царской армии и военным врачом, а сам он — уроженцем дагестанского Кизляра, выпускником Грозненского нефтяного института и начальником небольшого строительно-монтажного управления в Москве. Одинокий пожилой мужчина с больным добрым сердцем, он, как и все мы в те годы, лишился своей большой страны, лишился партии, в которую верил, и совсем скоро должен был лишиться своего СМУ, которому отдал много лет жизни, здоровья и души. А на его малой родине уже полыхала гражданская война…
Он заходил иногда к нам на огонек, чтобы пообщаться со мной и чуть-чуть повозиться с моими ребятами.
— Да, весело, — грустно ответил ему я. — Обхохочешься.
* * *
И вот тут появилась «Лимонка».
Но продолжал зажигать и Жириновский.
Жириновский против Гайдара
Процесс «Жириновский против Гайдара» проходил в три этапа: в сентябре 1994 года дело слушалось в Тверском межмуниципальном (районном) суде Москвы, в ноябре — в Московском городском суде по жалобе Гайдара, а затем, в январе следующего, 1995 года — уже в Верховном суде по протесту и. о. Генерального прокурора РФ.
В тот момент им был Алексей Ильюшенко — здоровенный, косая сажень в плечах, 37-летний детина, уроженец Кемеровской области, бывший морской пехотинец, вылезший в генпрокуроры всея России в мгновение ока из простых, никому не известных клерков.
Как могло такое произойти? А в те смутные годы в России могло произойти (и происходило) все что угодно.
