Повисла тишина. Гнетущая, давящая.
И я прикусила язык, чувствуя себя последней дурой.
— Прости, — сказала тихо, глядя на абсолютно непроницаемое лицо Никиты. — Я вчера думала, что Вова звонит. Взяла трубку на миг раньше тебя, а потом все боялась повесить ее.
— Понравилось?
— Что?
— Греть уши.
— Нет… Я не хотела. Просто так получилось, и мне очень неловко.
— Знаешь что, Громова? — Он придвинулся близко, сверкнул глазами. — Пошла бы ты… к своему Вовику. Станете с Лорой и Селивановым безупречным трио. Я мешать не буду, только за. Могу и денег дать на такси.
Я промолчала.
Данилов встал и ушел к себе, громко хлопнув дверью и оставив меня наедине с нереальным чувством вины.
И только через минут двадцать, накрутив себя, я решила пойти и еще раз извиниться. Свою вину признавать я умела, потому спокойно двинулась к его комнате. Остановил меня лишь звонок в дверь.
Недоуменно вскинув бровь, сменила направление, тайно мечтая, чтобы это был Вова. Может же он хоть раз проявить себя романтиком? Показать Данилову, что у нас настоящие чувства, что он скучает по мне…
Только на пороге вместо любимого появилась… девушка неопределенного возраста. Высокая и красивая, с полными губами, выкрашенными в яркий красный цвет… Одетая в коротенькую мини-юбку на подтяжках, распахнутую шубу и оранжевую кофточку с огромным вырезом. Оттуда выглядывала внушительных размеров грудь.
— Вам кого? — слегка обалдело спросила я.
— Ника, — пожевывая жвачку, ответила девушка и шагнула через порог. Сапоги-чулки подчеркивали длину и стройность ее ног.
Я попятилась, разглядывая гостью. А потом рванула в комнату к Данилову и, вбежав без стука, заявила:
— Ты совсем охренел, Данилов?!! Я что, по-твоему, совсем пустое место? Или думаешь для меня привычно, что сосед по комнате вызывает на дом девочек легкого поведения?! Я такого не потерплю! Понял? Сама позвоню твоему отцу и…
— Остынь, Никс, ты чего орешь?
Он поднялся с кровати, бросив туда мобильник, и пошел ко мне.
— Что там у тебя снова такое?
— Вот! — я вышла в коридор и ткнула пальцем на девицу. — К тебе пришли, дружок!
Сложив руки на груди, я с победным ликом воззрилась на Никиту, ожидая как минимум извинений.
Тот посмотрел в указанном мной направлении и, вздохнув, сказал:
— Привет, мам.
Глава 9
/Никита Данилов/
Это эпично.
И, возможно, посчиталось бы забавным, если бы не было так грустно.
Ника стояла, залившись румянцем и очевидно не зная, куда себя деть, а мама с легким удивлением разглядывала свое отражение в большом зеркале. И, судя по выражению глаз, не понимала, что же в нем такого.
А после начался шторм! В девять баллов.
— Ты как меня назвала, малолетка? — прошипела мама, фурией надвигаясь на Нику. — Проституткой?!
— Я… перепутала. Простите, — еще больше покраснела Ника.
— Перепутала?! Да как вообще можно перепутать?! Деревня! Ни малейшего понятия о сти…
— Вот про стиль бы молчала! — не выдержал я и рявкнул: — Тихо! Сейчас соберусь и пойдем.
— Куда? — С новоприобретенной бесцеремонностью мама процокала каблуками своих ботфортов и сунула нос в мою комнату: — Миленько.
— Я вас оставлю, — пробормотала моя героическая соседка и мышью просочилась в свою комнату.
— Твой… отец, сказал, что ты живешь с каким-то Владимиром. А ты живешь вот с ней! — мрачно заметила маман. — Редкостная хамка.
— Это все потому, что у меня забрали мальчика, — мрачно пробормотал я, неприязненно глядя на родительницу.
Я быстро оказался в холле, сунул ноги в гриндерсы и, надев назло самую потасканную куртку из небольшого ассортимента, взял маму под руку, а после вытащил из квартиры.
Она молчала весь путь вниз. Особенно тягостно, почти физически ощутимо это было в лифте.
Я просто всей кожей ощущал, как меня осуждают. Нет, не так. ОСУЖДАЮТ.
Но стоило лифту выпустить нас, родительница подхватила меня под руку и грациозно пошла рядом.
— Что ты тут делаешь? — отрывисто спросил я, придерживая входную дверь и машинально подавая руку.
— Встречаюсь с сыном, — ее вытатуированные, идеальной формы брови поползли вверх, и я вновь ощутил всплеск глухого раздражения.
У мамы раньше были черные, густые, красивые брови. Соболиные.
Сначала она выщипывала их едва ли не до ниточек, а после вообще… в каком-то салоне сбрила и нарисовала заново. Или как там делается эта штука?
Ненавижу. Ненавижу все эти примочки и ухищрения.
У меня из-за них, можно сказать, юношеская травма — мне категорически не нравятся накрашенные и чересчур ухоженные девушки. Мое бурное воображение мигом представляет, как эта красотка будет выглядеть через несколько десятков лет… и все это под развеселый саундтрек Слепакова “Бабушка-трансформер”.
— Если я не ошибаюсь, ты хотела увидеться где-то на нейтральной территории и планировала притащить на наше трепетное “объединение семьи” Герберта.
— Гельмута, — в ясных глазах мамы появилась обида.
— Они меняются с такой скоростью, что можно не запоминать, — отмахнулся я.
— На этот раз все не так.
— Ну-ну.
Мы неторопливо двигались по оживленной улице, к небольшому скверу, который я недавно высмотрел на карте и планировал прогуляться туда вместе с Никс.
Следующие почти десять минут прошли в молчании. Сначала я независимо пер вперед, полный осознания собственной правоты и болезненного наслаждения этим, а после начал коситься на мать. Она нервно стискивала тонкие пальцы на моем локте и временами горестно кривила губы.
Мне дико, просто безумно захотелось остановиться и обнять ее, сказать, что все хорошо, что никакие мужики мира не стоят ее, но в этот момент я поймал взгляд какого-то негра, который подмигнул мне, а после, обшарив маму похотливым взглядом, сделал недвусмысленный жест двумя пальцами, и показал одобрительный с отставленным большим.
Меня затошнило от осознания, за кого нас приняли. Мать — за молодящуюся проститутку, а меня — за клиента.
Ну, охрененно! Еще один!
Мы дошли до сквера, сели на лавочку, и мама почти сразу заговорила:
— Прости, пожалуйста, что я без приглашения. Но я действительно очень соскучилась и очень хочу тебя увидеть, а было некоторое опасение, что на встречу ты не придешь… как обычно.
Умоляющий взгляд несколько растопил ледок в груди, но не до конца.
