Женщина сказала это с затаенной гордостью, и я чуть заметно улыбнулась. Хотя, конечно, часть моей экономической душонки корчилась в муках на тему того, как это можно не знать Адама Брауна и называть его “каким-то финансистом”!
— О, то есть ты не отказался от той идеи стартапа криптовалюты, которую мы обсуждали в прошлый раз? Это просто прекрасно. Но не будем о делах в этот чудесный вечер… Кто твоя прелестная спутница?
— Позвольте представить вам Веронику! — Ник протянул руку, и я вложила в его теплую ладонь свои пальцы, а после позволила привлечь поближе. — Замечательная студентка и очень целеустремленная девушка. Моя… подруга.
— О, это прекрасно, когда такие качества сочетаются с женским очарованием, — галантно поклонился Гельмут и развернулся ко все еще сидящей девушке. — Ну, и в заключение хочу познакомить вас с Гретой, моей единственной дочерью.
Мы все повернулись к девушке. Она оторвала взгляд от айфона и нехотя выбралась из кресла.
Я вспомнила, что Данилов говорил о Гельмуте, будто то то ли норвежец, то ли немец. Так вот, “милейшая” Грета полностью соответствовала стереотипам о скандинавских женщинах. Высокая, весьма крепкая, с развитыми плечами и вытянутым, даже каким-то лошадиным лицом, затянутая в яркое мини, девушка на голову возвышалась над своим отцом, и это смотрелось поистине комично.
Но все мое сочувствие к откровенно некрасивой богатой наследнице испарилось при одном взгляде глаза в глаза.
Она даже не думала скрывать свое отторжение. Именно так, наверное, глядят коренные москвичи на всех остальных и цедят потом сквозь зубы: “Понаехали!”
— Добрый вечер, — очень холодно поздоровалась Грета.
— Ужин заждался, — робко напомнила мама Никиты и, взяв под руку своего мини-викинга, лучезарно улыбнулась.
— Да, милая, ты права, продолжим беседу за столом, — мягко улыбнулся ей Гельмут, погладив по тонким пальцам.
А я… Я каким-то странным, женским чутьем поняла, что он ее любит. Вот такую вот, со всеми странностями и недостатками. Со слишком ярким цветом волос и стремлением к пластике, забив на все условности и наверняка на мнение общества.
Любит.
В столовую я входила с гораздо более легким сердцем, чем в гостиную.
Как выяснилось, интуиция меня подвела. Легкое сердце это прекрасно, но стоило состояться подаче блюд, как я почувствовала себя неотесанной курицей.
Хотя вначале все было превосходно. С салатом из трех листков и двух помидоров я справилась достойно. А вот потом…
Хоть Никита и обмолвился мельком, что дом у Гельмута съемный, и прислуга, соответственно, тоже, но когда пафосная процессия из вышколенных горничных вынесла блюдо с устрицами и другими морепродуктами, мне поплохело.
И дело не в том, что я не люблю деликатесы, а в количестве приборов: вилок, ложек и специального ножика, которые ко всему этому прилагались.
Пока я мысленно представляла, как позорюсь, впервые в жизни неловко вскрывая раковину моллюска, Гельмут с матерью Данилова уже показали мастер-класс, и даже викингоподобная Грета…
— У меня аллергия, простите, — нашла, что соврать я, когда любопытные взгляды стали задерживаться на мне чаще.
Грета как-то излишне язвительно фыркнула.
— Аллергия на столовые приборы, как я посмотрю, — пробурчала она под нос так, что услышали все. — Есть салат десертной вилкой, разрезая ножом для рыбы…
Пока я мучительно краснела и думала, что ответить, первым среагировал Никита:
— А у кого-то выраженный недостаток хороших манер. Похоже, в детстве родители не привили!
Ноздри Греты широко раздулись, а лицо сделалось багровым, но прежде чем она ответила, вмешалась мать Никиты, спешащая уладить назревающий конфликт:
— Да какая в сущности разница, какими вилками есть? В России большинство блюд едят вообще ложкой. И ничего, все живы.
— Варварская страна, — ожил Гельмут. — Вот в Норвегии…
В следующие десять минут меня и Никиту посвящали, как же все хорошо в Норвегии по сравнению с остальным не прогрессивным миром в лице недружелюбной “Russland”. Из этого бесконечно длинного рассказа я сделала вывод, что пожилой жених матери Данилова все же не немец.
— Так к чему я все это говорил? — наконец стал закругляться он. — Моя Грета никогда не была за пределами Евросоюза, и вот она выросла и теперь хочет остаться в штатах. И я проявляю беспокойство, что такая красивая и неопытная девушка, как она, сумеет выжить самостоятельно в этой стране!
— Ну, пап… — протянула “красивая и неопытная”. — Это же США.
— Никита, — игнорируя дочь, обратился Гельмут к Данилову, — твоя мать всегда считала тебя самостоятельным и приспособленным, я бы хотел попросить тебя присмотреть за Гретой. Погулять с ней по Нью-Йорку, показать местные достопримечательности.
Никита закашлялся, причем кашлял так долго, что мне даже пришлось потянуться к нему, чтобы постучать по спине, ведь его мама сидела слишком далеко. Но я опоздала: сидящая по другую от него руку Грета успела раньше, буквально двумя ударами широкой ладони, выбивая дух из легких.
— Больше не стоит, — сдержанно произнес Данилов, поворачивая голову к Гельмуту. — Вынужден отказать. Слишком много учебы, и она занимает мое время. Впрочем, я уверен, Грета и сама справится, у нее в айфоне отличный навигатор.
— Индюк, — раздалось шипение рядом.
Я неодобрительно посмотрела на девицу. По сравнению с ней, даже Лариса казалась образцом дружелюбия.
Впрочем, наверное, если поставить себя на ее место, то Грету можно было понять. Ее отец в отношениях с женщиной, которая вскоре станет ей мачехой, а вдобавок, еще и общество сынка навязывают.
До меня неожиданно дошло, что мне напоминает происходящее — смотрины, где оба, и парень, и девушка, не желают участвовать, но родители так решили!
Впрочем, нет-нет, а периодически Грета все же бросала на Данилова любопытные взгляды, и, надо признать, я ее даже частично понимала. Мне вот он до сих пор иногда противным кажется, и в то же время засматриваюсь на черты его лица. Хорош ведь, паразит.
— Вероника, — совершенно неожиданно обратилась ко мне его мать. — А что мы все про нас да про нас? Расскажите о себе.
Я несколько растерялась.
— А что именно вы хотите узнать?
— Ну, — протянула женщина и совершенно беззаботно добавила: — раз у нас семейный ужин, расскажите о своей семье. Кто ваша мать, кто отец?
Невольно закусила губу. Не то чтобы это была моя больная тема, но я ее не любила.
— Отца не знала, мать растит меня одна, — довольно громко произнесла я, ясно давая понять, что не стыжусь этого. — Работает кассиром в магазине.
— У нее нет образования? — удивился Гельмут. — Мне казалось, кассиры в вашей стране — это очень низкоинтеллектуальная работа.
