Никита бегло их осмотрел и, тихо выругавшись, сказал:
— Жесткого диска нет. Вовчик его еще тогда спер, и всю эту неделю они в режиме онлайн следили за нашей работой. Прекрасно. Можно было отдыхать и ждать звездного часа.
Я в отчаянии схватилась за голову. Точно… жесткий. Все пароли, явки, вся информация.
— Господи-и-и-и…
— Боженька тут не поможет. Вот же… с*ка! Нет, я догадывался, что он бесхребетный слизняк, но не думал, что он еще и подлая сволочь. Видимо, их презентация оказалась хуже, чем наша.
— А если бы мы не пустили их первыми утром? Вся схема бы рухнула?
— Вряд ли. Просто показали бы свою, получили то, что получили по оценкам, и затаились дальше.
Я села на кровать и запустила обе руки в волосы, с силой сжав те у корней. Что же делать… что делать?!
Душу захлестывали волны темного отчаяния.
— Эй, огонечек, не грусти. — Данилов плюхнулся рядом и обнял меня за плечи, привлекая к себе. — Ты мне нужна бодрая и злая! А знаешь почему?
— Почему? — шмыгнула носом я, в этот раз не спеша отстраняться от широкой груди соседа.
— Потому что у нас есть неделя на подвиг! Нам нужно сделать выданные задания и состряпать новую презентацию еще лучше прежней. Счастье, что Браун сказал представить ее ему через неделю, а не выслать по почте. Так что не вешай нос, Громова! Человеки бывают очень подлыми, и если расстраиваться из-за каждого — никаких нервов не хватит. И вообще, знаешь, что мы сейчас сделаем?
— Работать сядем? — робко предположила я.
— Лучше! Хотя работать тоже.
Никита поднялся и, потянув меня за обе руки, заставил встать, а после увлек за собой в зал.
Там он включил свой мак, а после открыл ту самую папку с презентацией на облаке. Кликнул мышью, создавая новый документ, и назвал его “Честное мнение о ботанике”.
— Итак, Никс, позволь задать тебе вопрос. Он будет про твою эрудицию и словарный запас. Можно?
— Валяй! — щедро разрешила я.
— Сколько матерных слов ты знаешь?
Я изумленно округлила рот, а после с удивлением наблюдала, как Ник печатает в файле то самое честное мнение о Селиванове. Очень нецензурное честное мнение.
Когда он через несколько абзацев выдохся, то широко улыбнулся и заявил:
— А теперь расскажем, что о нем думаем по-английски!
А потом он рассказал по-немецки. После по-французски и в заключение по-испански.
В общем, просвещение Вовчика велось полным ходом.
— Вот, мы молодцы. А сейчас заканчиваем развлекаться и начинаем работать! Про адовую неделю я совсем не шутил, детка!
Глава 17
В этот вечер спать мы легли не скоро.
Мы искали материалы, распечатывали документы и передавали по очереди друг другу комп. Было неудобно с одним ноутом на двоих, но что поделать?
Все ярче становилась мысль о том, что надо что-то делать и покупать новый, но я не была уверена, что моих денег на это хватит.
Блин! Что ж все так паршиво складывается?
Я смахнула злые слезы бессилия и с удвоенным энтузиазмом закопалась в графики.
А утром в дверь позвонили и сонному Никите вручили какую-то продолговатую коробку. Он поблагодарил курьера, закрыл за ним и, повернувшись, крикнул:
— Никс, иди сюда!
— Зачем? — с интересом спросила я, застыв в дверном проеме гостиной.
— Радовать тебя буду. Баловать.
Он сам подошел ко мне и, сунув в руки коробку с логотипом Эпл, рухнул на диван.
А я… я едва дыша смотрела на свою ношу.
Положив на стол, я быстро вскрыла упаковку и прикусила нижнюю губу, увидев в коробке серебристый макбук.
Голос внезапно упал до шепота:
— Данилов, ты с ума сошел?
— Нет, — помотал головой Никита. — Это мой тебе подарок. Как лучшему партнеру по презентации.
— Я не могу такое принять!
— Ох, девочки, какие же вы… Ладно, Громова, уговорила! С Восьмым марта тебя!
— В смысле?! Какое, к чертям, Восьмое марта?
— То, что с Днем рождения и с Новым годом. В общем, мне по фиг, с чем именно тебя надо поздравить, но очень надо, чтобы ты прекратила страдать фигней и приняла. Считай это моей в тебя инвестицией. Со второй зарплаты вернешь.
Я была настолько шокирована, что все, на что меня хватило, это на вопрос:
— А почему не с первой?
Ну, действительно, обычно же так говорят.
— Потому что первую, мы, Громова, пропьем! И это не обсуждается. А пока давай сделаем завтрак и снова приступим к работе.
Я приняла подарок, как и условия “игры”, придуманной Даниловым. Он, казалось, точно знал, что и как нужно делать дальше, а его присутствие рядом придавало мне небывалой уверенности. И даже понимание того, что предстояло сделать проект заново, плюс справиться с сольником, больше не портило настроение, а, скорее, вдохновляло.
— Мы сможем, — говорил Никита, и я улыбалась. Потому что верила безоговорочно.
Работа кипела день и ночь, на сон мы оставляли совсем немного времени, а еду в основном заказывали.
Несколько раз я просыпалась прямо на своем соседе: мы отключались на диване гостиной, даже не поняв, когда и как это случилось. Просто ты моргаешь, а в следующий момент открываешь глаза от того, что солнце нещадно светит в лицо.
Иногда — всего три раза за эту жутко тяжелую неделю — я звонила маме и заверяла ее, что у меня все прекрасно, очень стараясь, чтобы голос был бодрым. Она задавала какие-то несущественные вопросы, желала удачи, подбадривала и говорила, как надеется на мою победу. На нашу с Селивановым победу. Передавала привет Вове.
Я скрипела зубами, и первые несколько раз просто переводила тему, а потом все же рассказала, что сделал мой бывший парень. Без красок и подробностей, объяснила лишь суть.
— Быть не может… — Она некоторое время молчала, а потом заговорила громче, с плохо сдерживаемой злостью: — Ну и бог с ним, с этим дураком! Ты так его идеализировала, а ведь я понимала, что там не все гладко. Слишком хитрые глазки у этого…
— Мам, — остановила я, улыбаясь, — очевидно, что ты сразу раскусила, какой он гад. Но давай просто не будем больше поднимать эту тему? Времени и без того мало, расскажи лучше, как ты?..
В последнюю ночь перед сдачей проектов мы с Даниловым и вовсе не спали, задремав под утро на пару часов. Будильник ворвался в мятежные картинки, сновавшие в моем воспаленном мозгу, заставив вскочить и раненым зверем забегать по гостиной.
— Данилов! Никита… Вставай!