Я мог отпустить и отступить. Даже почти убедил себя, что надо поступить именно так. Но ее ладошка нерешительно легла мне на плечо. Не отталкивая, а словно бы поощряя.
Это простое движение вызвало во мне фейерверк чувств. Сразу вспомнился ее поцелуй перед защитой, когда она думала, что я сплю… Робкий и воодушевляющий. Настоящий.
А после она стеснительно отводила глаза, не смея смотреть на меня. Моя маленькая соседка, мое оранжевое солнце, счастье, с губами цвета вишни…
Пальцем я потянул ее подбородок вверх, заглядывая в лицо, пылающее от смущения. Улыбнулся и, не в силах больше терпеть, поцеловал. Без напора. С надеждой на ответ…
Миг, второй, третий. И ее язык коснулся моего, а ладошка, лежащая на плече, двинулась выше, замерев на шее. Пальцами она перебирала кончики волос у меня на затылке, доверчиво прижимаясь всем телом и пробуждая во мне нечто такое, отчего в груди заиграл оркестр, разрывая на части от переизбытка чувств.
— Ника, — шепнул, чуть отстранившись, но не отпуская от себя.
До безумия хотелось продолжить начатое, захватить ее в свой плен, заразить страстью. И я бы поступил так с любой другой, но только не с ней.
— Ох… — Она попыталась отвернуться, но я не дал.
Только бы не оттолкнуть ее! Не напугать.
Я четко понимал, что почти вытеснил из ее головы Селиванова, медленно заменяя его собой. Но она не была пока к этому готова.
— Посмотри на меня, — попросил с нажимом. — Это не ты, это я… Каюсь, виновен. Только не нужно прятаться. Прости. Ты нравишься мне очень сильно, но я понимаю, что сам совершенно не в твоем вкусе. Не убегай, хорошо? Никс… Где там твой кофе?
Глава 21
/Вероника/
Я налила ему кофе, положила сахар, размешала и подала. Пока двигалась, не чувствовала под собой пола, словно летала.
Никогда раньше со мной не было ничего похожего. Какая-то новая степень доверия пришла, не иначе. Никита, казалось, стал по-настоящему близким. Другом. Тем, с кем надежно, легко и интересно.
А я мало того, что обозвала его маму, так еще на их семейном ужине умудрилась стать камнем преткновения. Осознание этого угнетало, заставляя чувствовать сильнейшую вину.
Никита взял меня с собой в клинику. Огромное лечебное учреждение поражало своими размерами, в нем легко можно было заблудиться, что я и попыталась сделать, чуть приотстав от Данилова всего на пару шагов. Благо, он вернулся за мной, взял за руку, переплетая наши пальцы, и больше не отпускал, пока не оказались в нужном отделении.
Его мама лежала в просторной светлой палате на современной больничной кровати как из сериалов. Изголовье было чуть приподнято для удобства, а перед ней был небольшой столик со стаканом и трубочкой.
Гельмут заботливо поправлял одеяло, когда мы вошли. Я сразу постаралась освободить руку и остаться у входа, почувствовав неловкость с новой силой.
— Милый, — мама Никиты повернула голову и счастливо улыбнулась.
Она была бледной и изможденной, а ее жених выглядит чрезвычайно понурым.
— Мам, это мы, — ответил Данилов, подтягивая меня за собой. — Как ты? Почему не позвонила мне? Я дико волновался.
Гельмут кашлянул и выразительно посмотрел на меня.
Я вспыхнула, растерявшись на миг. Но сразу напомнила себе, зачем пришла.
— Ох, простите меня, — сказала, шагнув вперед и встав рядом с Никитой. — Я напросилась сама. Потому что… Я была не права тогда, на ужине. Мне не стоило говорить те резкие слова, и вообще… Я виновата и очень прошу…
Отведя взгляд, я прикусила губу. Извиняться не привыкла, это факт. Давались слова тяжело, хоть я и понимала их правильность.
— Теперь я точно пойду на поправку, — счастливо отозвалась мама Никиты, осторожно сжимая мою свободную руку. — Потому что тоже облегчу душу. Ведь и сама переживала после того, что наговорила. Мы, женщины, такие, любим разжечь огонь на ровном месте.
Я не смогла сдержать облегченного вздоха.
— Спасибо, — сказала тихо.
— И тебе. — Мама Никиты посмотрела на меня новым взглядом, с интересом, без всякой неприязни.
— Вот и славно, — прервал наши гляделки Данилов. — А теперь расскажи мне, что пошло не так? Какую терапию ты проходишь? Чем я могу помочь?
Я медленно, но напористо отняла у него свою руку, снова шагнув в сторону двери.
— Подожду в коридоре, — прокомментировала свои действия. — Выздоравливайте.
Никита обернулся, но, встретившись взглядом, не стал просить остаться. И я была ему за это благодарна.
Уже в коридоре я села на одно из кресел и обхватила себя руками за плечи.
Ощущения были самые противоречивые.
Мне казалось, что вот сейчас, когда Никита позвал меня в больницу, между нами действительно что-то изменилось. Или еще раньше?
Когда взял на себя часть моей работы, когда подарил макбук? Да, я верну ему все деньги, но сам факт такого жеста…
Но если парень так себя ведет, то, наверное, он чего-то ожидает в ответ?
Никита меня целовал, стало быть, я ему нравлюсь. Все последнее время мы с ним были в такой загрузке, что не думали про личные отношения, и я вообще старалась не открывать этот ящик Пандоры. А сейчас осознанием накрыло как лавиной.
Но я не готова к отношениям! Любого формата, будь то серьезные или просто приключение. Недавно рассталась с Володей, и это оказалась болезненным ударом. Предательство всегда вымораживает сильнее всего.
Но еще отчаяннее мне не хотелось портить такую замечательную дружбу! У нас ведь все так хорошо, зачем переводить ее в горизонтальную плоскость?!
Или, может, я зря переживаю, и Ник отказался от этой идеи?
В общем, к тому моменту, как Данилов вышел из палаты, я уже накрутила себя будь здоров. Но стоило увидеть парня, как собственные переживания отступили на задний план.
— Как она? — Я поднялась навстречу Никите и опешила, когда он подошел вплотную и вдруг сгреб меня в охапку, прижимая к себе и запуская одну руку в волосы, а второй сжимая талию.
— Нормально, — невнятно проговорил Данилов, уткнувшись мне в макушку. — Дико противное ощущение от собственного бессилия. Ей нужна терапия, и все это будет оплачивать Гельмут. Я, конечно, неплохо зарабатываю, но для студента моего возраста. Таких средств нет… Странно, когда она тратила его деньги на пластику, меня это не колыхало, а вот ее восстановление очень хотелось бы оплатить самому. Безумно неприятные ощущения. Паршивые такие.
— Все объяснимо. — Я обняла его обеими руками, подавшись вперед, поцеловала в щеку и продолжила: — Пластику ты осуждал, а вот реабилитация сейчас — вопрос здоровья. Ты чувствуешь ответственность за мать.
