— Все, исповедь закончена, — игриво дунул мне на висок Ник, медленно скользя пальцами по шее, поглаживая подбородок и невесомо касаясь губ. — Ты потрясающая девушка, Вероника. Невероятная. Красивая, умная и добрая, а это волшебное сочетание в наше циничное время. Потому прежде чем я начну лезть к тебе с поцелуями, хочу задать вполне официальный вопрос: ты будешь со мной встречаться?
Я даже обдумать ничего не успела. Мои губы сами собой выдохнули: “Да”.
А после… после он наконец-то меня поцеловал.
Сначала легко, едва ощутимо коснулся одного уголка рта, потом другого, и только после этого прихватил нижнюю губу. Ласково провел по ней языком и уже более смело двинулся дальше.
Целоваться с Никитой было невероятно.
Как качаться в объятиях моря, которое то ласковое и нежное, едва заметно скользит волнами по твоей коже, то налетает штормовым шквалом, увлекая за собой в пучины.
Жарко, страстно… невыносимо, томительно-нежно.
Я плавилась в руках мужчины, впервые забывая обо всем на свете. Тело пылало, кровь кипела, а разум просто выключился от перегрева.
Совсем скоро от недавнего холода не осталось и следа, наоборот, тела горели настолько, что мы раскрылись, и теперь прохладный воздух скользил по коже, рождая просто невероятный контраст. Руки Никиты и потоки бриза…
Мы вынырнули из этого омута страсти как ловцы жемчуга с большой глубины. Дрожа и судорожно хватая ртом воздух. Никита сильно сжимал руки на моей обнаженной талии и, кажется, со всей силы пытался не начать расстегивать на мне бюстгальтер, так как пальцы парня раз за разом туда тянулись, но он усилием воли возвращал их назад.
— Уф… Давай спать, Никс? — севшим от желания голосом сказал он и вдруг закутал меня в спальник, оставив только нос торчать наружу. — Вернее, ты спать. А я прогуляюсь до воды и вернусь.
— Зачем? — в моей голове все еще было вязко из-за тумана.
— Затем, что прямо сейчас я не смогу спокойно и не распуская рук рядом с тобой лежать. — Меня чмокнули в тот самый оставленный на воле кончик носа. — Все, я быстро.
Он действительно поднялся и вышел из палатки. Я некоторое время повертелась, попереживала, а потом неожиданно вырубилась, хотя искренне считала, что после таких волнений точно не смогу уснуть.
Глава 24
Неделя после свидания пролетела будто один вдох, а свое состояние после произошедшего я могла описать одной фразой: вновь раскрытые крылья.
Я будто опять парила, как в первые месяцы общения с Вовой, только на этот раз рядом был другой парень.
И мне бы радоваться, но кое-что сильно смущало…
Один раз ошибившись, я теперь боялась повторить этот опыт. Довериться до конца казалось странным, и я нет-нет, но ловила себя на мысли, что не хотела бы новых разочарований. И было бы, наверное, неплохо все так же парить на крыльях, но заранее подстелить соломки, чтобы не больно было падать.
В итоге чем больше я размышляла, тем сильнее эти мысли меня путали. Я понимала, что запрещаю себе отдаться эмоциям в полной мере, из-за чего сама предавала отношения Никиты ко мне. Он делал все, чтобы мне было хорошо рядом, а я улыбалась, понимая, что боюсь нового предательства. Улыбка получалась картонной…
Так я и плавала в этом состоянии, словно муха, увязшая в варенье.
А жизнь тем временем текла вперед.
Мама Никиты шла на поправку. Каждый день после учебы сын ехал к ней в клинику и проводил там по нескольку часов. Я больше туда не лезла, взяв на себя бытовые вопросы по дому. Вечером, приехав, Никита рассказывал мне новости, мы занимались, готовили новый проект — уже не в таком авральном темпе, но не менее тщательно.
И вот в пятницу, едва войдя в квартиру после больницы, Никита заявил:
— Никс, ты же помнишь, что мы учимся отдыхать, а не все время впахивать над ноутбуками?
Я подняла на парня взгляд и увидела, как он машет перед лицом двумя бумажками.
— Что это?
— Два билета на закрытый показ какого-то нового блокбастера. Он выходит только через пару дней, так что у нас уникальная возможность залезть в ряды местных селебрити.
Я обмерла.
— Ты серьезно? Откуда?
— Гельмут дал. Он же чертовски крутой дядька, как выяснилось.
Мысленно я представила, как могут проходить такие показы: красная дорожка, все в вечерних платьях, куча фотографов.
— Нет. — Я даже отступила на шаг назад. — Я никуда не пойду. Позориться еще. У меня и нарядов таких нет…
Похоже, на моей лице отразился священный ужас, ибо Ник громко расхохотался, глядя на мой испуг.
— Глупая. Не знаю, что ты там себе на представляла, но это не Голливудская премьера. Просто один из показов для журналистов, обычная практика перед выходом фильма, чтобы акулы пера и критики успели написать отзывов в сети. Так что расслабься и собирайся.
Еще некоторое время я сомневалась, но видя, что сам Данилов не спешит снимать свою кожаную куртку и тем более переодевать тяжелые ботинки, я доверилась ему.
Быстро натянув в комнате джинсы и кофту, я выскочила в коридор, где набросила осенний плащик.
Данилов встретил меня, удивленно вскинув брови:
— И что? Никаких “я сейчас накрашусь”, “буду готова через пять минут/полчаса”?
Я насупилась и промолчала.
Он же, положив руку мне на талию и притянув к себе, поцеловал в губы, выдохнув:
— Все же ты чудо, Никс. И как только Селиванов такое прое…
— Молчи, — шикнула я и сама коснулась мягких губ…
Через десять минут мы уже ехали к одному из центральных кинотеатров Нью-Йорка. Как и пообещал Никита — слава богу — тут не было красных дорожек, кучи фотографов и какой-то суеты. Да, в холле было людно, но ничего такого, что бы каким-то образом выдавало дополнительный ажиотаж и внимание. Разве что суровый охранник, несколько раз смерив нас взглядами, проверил приглашения и только после этого впустил в зал.
— У нас тридцатый ряд, середина, — направил меня Никита, внимательно вглядываясь в подсвеченные номера рядов.
Наконец добравшись, Ник усадил меня на положенные места, чмокнул в щеку и сказал:
— Побудь тут, а я, пока свет не выключили, за попкорном. Тебе какой взять?
— Сладкий, — улыбнулась я. — И спрайт.
— Хорошо, — кивнул он и двинулся обратно к выходу.
Я же от нечего делать разглядывала пребывающих в зал людей. Множество незнакомых лиц и типажей: кто-то переговаривался друг с другом, кто-то беседовал по телефону, кто-то записывал что-то в блокнотах. Через некоторое время стало понятным, что люди на первых рядах — это те самые журналисты, критики и блогеры. Они занимали свои места с достаточно скучающим выражением лица, в их руках были толстые ежедневники для заметок, да и сам вид излишне деловой. А вот уже ряда с пятнадцатого стали попадаться такие, как мы с Ником — просто пришедшие по приглашениям. Одет был кто как: и в откровенно дорогие вещи, и в простые джинсы с футболками. Попадались и такие же парочки, держащиеся за руки. Вот, например, одна открыто целовалась пятью рядами ниже. У парня даже очки запотели от усердия, так что бликовали, будто покрывшись испариной.
