— У нас свое пати, Селиванов. И прыщавым воришкам там не место. Так что бывай. На твоем месте, я бы не пати устраивал, а Лоркино задание строчил. А то выкинет тебя, как собачонку из папиного дома, и поедешь в Рашу несолоно хлебавши. И еще запомни, если простил и спустил на тормозах один раз, то во второй уничтожу тебя, пиявка. Веришь?
Селиванов отшатнулся.
— Не нужно мне угрожать! — громко сказал он, так что некоторые люди, проходящие мимо, обернулись.
— Как скажешь. — Никита осклабился, демонстрируя идеально белые крепкие зубы. — Дальше слов не будет, малыш. Только дай мне повод.
Он сжал кулаки.
Вова шагнул назад и едва не упал, оступившись на лесенке. Его поддержали несколько мужчин, шедших следом, а мы просто развернулись и ушли. Никита крепко держал меня за руку, громко пыхтел и шел так, словно пытался выколачивать ботинками дух из пола.
Я бежала за ним, пока могла, но в какой-то момент остановилась.
— Постой, — потянула на себя Данилова. — Что такое? Куда мы так бежим? У меня сил нет.
— Прости. — Резким движением он провел ладонью по лбу и глазам. — Просто не могу спокойно смотреть, как ты с этим гаденышем разговариваешь. Хочется просто выкинуть его. Не только из зала, из этого здания, а из твоей жизни, Никс. — Он замолчал на миг, а потом повернулся и посмотрел прямо мне в глаза: — Он все еще нравится тебе? Скажи прямо.
Я расширенными от изумления глазами уставилась на Никиту и все, что смогла — это отрицательно помотать головой. Видимо, что-то такое было в выражении моего лица, потому что парень заметно расслабился и, обняв меня, привлек к себе, поглаживая по волосам.
— Да, мне тоже эта версия кажется бредовой, но маленький и очень зубастый червячок ревности периодически впивается во что-то мягкое внутри.
— И поэтому ты становишься нелогично подозрительным? — хмыкнула я, с нежностью глядя на Никиту. — Слушай, ну я же не совсем дурочка? Он сделал столько всего подлого, что нельзя по-прежнему испытывать к такому человеку нежные чувства.
— Вы, девочки, способные. Особенно в том, что касается любви ко всяким негодяям и подлецам.
— Воу-воу. — Я вскинула руки и запустила обе в волосы Данилова. — По себе судишь?
— Ну еще бы… — Он наклонился, почти касаясь моих губ своими. — Я та еще сволочь, по твоим заверениям.
Я лишь улыбнулась в ответ и подалась вперед, первой целуя самого невыносимого, самого лучшего на свете парня.
Моего парня.
До сих пор в голове плохо укладывается то, что мы вместе!
Вот так вот, за поцелуями и пикировками, мы с Ником и добрались до дома. Выпили чаю и разошлись по спальням.
Но в этот раз все пошло совсем не так, как всю неделю до. Никита как обычно зашел ко мне пожелать спокойной ночи, и я зависла, разглядывая мощную обнаженную грудь, дорожку волосков, уходящую от пупка к штанам с низкой посадкой, и подумала, что такому, как Данилов, надо запретить разгуливать полуобнаженным на законодательном уровне! Потому что как же мне спать сейчас?!
Вот обнимет он, поцелует и снова уйдет к себе как ни в чем не бывало, а мне страдай…
— Доброй ночи, — усмехнулся Ник, заваливаясь на кровать рядом со мной, но поверх одеяла.
Внушительные плечи парня загораживали и так неяркий свет ночника, и создавалось ощущение, что мы с ним совсем-совсем одни в этом огромном мире.
— Доброй ночи, — кивнула я, не в силах оторвать взора от затягивающе-черных глаз Никиты. Да, было темно, и такой эффект, скорее всего, только из-за этого, но дрожь прокатывалась по телу вне зависимости от того, что думала на этот счет моя голова.
Он склонился ко мне, невесомо касаясь губ первым поцелуем, и почти сразу с тихим смешком отстранился, когда я потянулась за добавкой, но тут же обнял и прильнул к губам уже по-настоящему. Так, что кровь зажигалась за доли секунд и казалось, что еще немного, и я сгорю в этом пламени.
И я хотела, хотела рассыпаться в нем пеплом. Чтобы не осталось ни сомнений, ни сожалений. Ничего, кроме наслаждения.
Никита умел касаться меня так, что главным желанием было, чтобы это никогда не заканчивалось.
Прикосновения становились все смелее и смелее. И да, наверное, я была рада, что он меня ни о чем не спрашивал. Не согласовывал каждое действие и прикосновение… Он просто снимал с меня остатки одежды.
Раньше я часто слышала, что первый раз для девушки очень болезненный и основное чувство — это чувство неловкости.
У нас было совсем иначе. Было его восхищение моим телом. Он скользил по нему, повторяя руками все изгибы и глядя так, что мое сердце заходилось в судорожном ритме. Был мой восторг и легкий испуг, когда между нашими телами совсем не осталось никаких преград.
Никита красивый настолько, насколько вообще может быть красив обнаженный мужчина. Везде красивый… То, что казалось мне нелепым на фотках в интернете, сейчас вызывало лишь опасение и любопытство.
Да, первый раз и правда немного больно. Но это первые несколько секунд, а после тебя захватывает странный транс, в котором ты лишь наблюдатель.
Только бог знает, как мне было хорошо с Никитой этим вечером.
После мы лежали в обнимку. Никита чертил невесомые узоры на моих плечах и периодически едва ощутимо касался губами виска.
— Не жалеешь?
Я слегка вздрогнула от хрипловатых интонацией в его голосе.
— Нет, — немного подумав, помотала головой я и крепче обняла парня.
И правда не жалею. Это был лучший первый раз. О таком точно нельзя жалеть, что бы дальше ни было.
И никакого красивого белья для стимуляции желаний у мужчины не понадобилось. Ох, теперь даже страшно подумать, что это могло случиться с Селивановым!
Именно в этот момент в нашей уютной тишине громовым набатом прозвучал звонок в дверь. Мы с Ником вскинулись и обменялись изумленными взглядами. После синхронно посмотрели на часы. Почти одинадцать!
— Какие поздние дятлы? — недовольно фыркнул Ник, быстро скатившись с постели, натянул штаны и вышел из комнаты со словами: — Я открою, лежи.
Послышался щелчок отворяемого замка, а после немая пауза и, наконец, ироничная фраза Данилова:
— Таки реально дятел!
— Поп-п-прошу не оскорблять, — раздался до отвратительного знакомый и столь же несвоевременный голос бывшего парня. — Мне нужна Вероника, позови ее.
— С чего это? — судя по ленивому тону Ника, кое-кто изволил злиться. Теперь я различала в его голосе даже такие нюансы.
— А я говорю позови! — сорвался на фальцет Вова. — Или я… или я буду кричать!
— Пожар? Убивают-насилуют? — неподдельно заинтересовался злобный Данилов. — Что именно ты будешь кричать, мой сладкий дятел?
