Лихтенштерн подает знак одному из ассистентов, чтобы тот занял наблюдательный пост возле входной двери, и Дита встает на табурет в центре барака. Какой-то любопытный мальчик нехотя поднимает на нее глаза, но большей частью дети по-прежнему разглядывают носки своих деревянных сабо. Дита раскрывает книгу, находит нужную страницу и начинает читать. Может, кто-то ее и слышит, но никто не слушает. Дети все такие же апатичные, многие вытянулись на полу, будто спят. Преподаватели продолжают шушукаться и пережевывать все, что стало известно о гибели сентябрьского транспорта. Даже Лихтенштерн опустился на табурет и закрыл глаза, пытаясь вычеркнуть себя из этого времени и этого места.
У Диты нет слушателей.
Она выбрала сцену, в которой чешские солдаты, находясь под командованием австрийских генералов, едут в поезде на фронт, и Швейку удается разгневать своими экстравагантными взглядами высокомерного подпоручика по имени Дуб, осматривающего в пункте назначения прибывший контингент военнослужащих. По мере приближения подпоручика все громче слышится характерная для него присказка: «Вы меня знаете? А я вам скажу, что вы меня по-настоящему еще не знаете! Но когда вы меня узнаете, то еще наплачетесь, скоты!» Подпоручик спрашивает у бойцов, есть ли у них братья, и когда получает на свой вопрос утвердительный ответ, то тут же кричит, что они, должно быть, не менее глупы, чем те, кто стоит перед ним.
Дети по-прежнему сидят по углам с сумрачными лицами, но кто-то уже перестал грызть ногти, а некоторые даже перевели взгляд с потолка на Диту, которая продолжает нанизывать слова — одно на другое. Один из преподавателей, пока еще не полностью выключившись из разговора, тоже поворачивает в ее сторону голову. Они пока еще не понимают, что это она там делает, забравшись на табуретку. Дита читает дальше и доходит до того места, как сквернослов-подпоручик оказывается перед Швейком, который как раз в пух и прах критикует пропагандистский плакат, где изображен австрийский солдат, пригвоздивший штыком к стене казака.
— Что же, собственно, вам тут не нравится? — спросил подпоручик Дуб.
— Мне не нравится, господин лейтенант, как солдат обращается с вверенным ему оружием. Ведь о каменную стену он может поломать штык. А потом, это вообще ни к чему, его за это могут наказать, так как русский поднял руки и сдается. Он взят в плен, а с пленными следует обращаться хорошо, все же и они люди.
Подпоручик Дуб, продолжая прощупывать убеждения Швейка, задал еще один вопрос:
— Вам жалко этого русского, не правда ли?
— Мне жалко, господин лейтенант, их обоих: русского, потому что его проткнули, и нашего — потому что за это его арестуют. Он, господин лейтенант, как пить дать сломает штык, ведь стена-то каменная, а сталь — она ломкая. Еще перед войной, господин лейтенант, когда я проходил действительную, у нас в роте был один лейтенант. Даже наш старший фельдфебель не умеет так выражаться, как тот господин лейтенант. На учебном плацу он нам говорил: «Когда раздается команда “смирно”, ты должен выкатить зенки, как кот, когда гадит на соломенную сечку». А в общем, это был очень хороший человек. Раз на Рождество он спятил: купил роте целый воз кокосовых орехов, и с тех пор я знаю, как ломки штыки. Полроты переломало штыки об эти орехи, и наш подполковник приказал всех посадить под арест. Три месяца нам не разрешалось выходить из казарм...
[15]
Кое-кто из детей уже и смотрит на Диту, и внимательно ее слушает, а другие, кто был слишком далеко от нее, подходят поближе, чтобы лучше слышать. Часть преподавателей все еще переговариваются, но другие просят их помолчать. Дита мягко, но настойчиво продолжает читать. Мелодия ее голоса и выходки Швейка заставили умолкнуть все разговоры.
— А господин лейтенант сидел под домашним арестом, [и мне было его очень жаль, потому как человеком он был весьма хорошим, за исключением этой его страсти к кокосовым орехам].
Подпоручик с ненавистью посмотрел на беззаботное лицо бравого солдата Швейка и зло спросил:
— Вы меня знаете?
— Знаю, господин лейтенант.
Подпоручик Дуб вытаращил глаза и затопал ногами.
— А я вам говорю, что вы меня еще не знаете!
Швейк невозмутимо-спокойно, как бы рапортуя, еще раз повторил:
— Я вас знаю, господин лейтенант. Вы, осмелюсь доложить, из нашего маршевого батальона.
— Вы меня не знаете, — снова закричал подпоручик Дуб. — Может быть, вы знали меня с хорошей стороны, но теперь узнаете меня и с плохой стороны. Я не такой добрый, как вам кажется. Я любого доведу до слез. Так знаете теперь, с кем имеете дело, или нет?
— Знаю, господин лейтенант.
— В последний раз вам повторяю, вы меня не знаете! Осел! Есть у вас братья?
— Так точно, господин лейтенант, есть один.
Подпоручик Дуб, взглянув на спокойное, открытое лицо Швейка, пришел в бешенство и, совершенно потеряв самообладание, заорал:
— Значит, брат ваш такая же скотина, как и вы! Кем он был?
— Преподавателем гимназии, господин лейтенант. Был также на военной службе и сдал экзамен на офицера.
Подпоручик Дуб посмотрел на Швейка так, будто хотел пронзить его взглядом. Швейк с достоинством выдержал озлобленный взгляд дурака подпоручика, и вскоре разговор окончился словом: «Свободен!»
Некоторые дети смеются. Мириам Эделыитейн в дальнем углу барака опускает руки и поднимает голову. Дита читает дальше — о похождениях и проделках этого солдата, который прикидывается дурачком и тем самым высмеивает войну, любую войну. И преподавательница поднимает взгляд и смотрит на своего библиотекаря. Эта небольшая книга, которую она читает, своими побасенками смогла объединить вокруг себя все их племя.
Когда она закрывает книгу, дети поднимаются с пола, начинают двигаться и снова бегать по бараку. После короткого замыкания жизнь вновь подключилась к источнику энергии, и Дита ласково поглаживает переплет — сшитые на живую нитку тетрадки, — и чувствует себя счастливой, потому что знает, что Фреди бы ею гордился. Она сдержала данное ему обещание: идти всегда вперед, не сдаваться. Тем не менее на нее опускается покрывало печали. Почему же сдался он?
21
Менгеле входит в ворота семейного лагеря, и валькирии Вагнера влетают вместе с ним. И порция холодного воздуха. Он внимательно осматривает все, что открывается его взору. Глаза его будто испускают рентгеновские лучи. Создается впечатление, что он кого-то или что-то разыскивает, но Дита сейчас в блоке 31. Там она в безопасности. По крайней мере, на данный момент...
