– Друзьям говори, что болела.
– Хорошо. Но в понедельник я хочу в школу. Какой завтра день недели?
– Понедельник.
– Я хочу в школу.
– Не самая лучшая мысль. Тебе стоит показаться доктору.
– Я хорошо себя чувствую. Хочу в школу. Хочу всех увидеть.
– Ты уверена?
– Взаперти я насиделась, хватит.
– Школьных автобусов больше не будет. О чем я только думала?!
– Эй, а где мой плюшевый зайчик? Где мой Зефир?
– Сегодня я тебе его верну.
– Он не потерялся?
– Нет.
Кайли рассылает эсэмэски друзьям, хотя все они наверняка спят. Они с Рейчел лежат на кровати и смотрят на «Ютубе» любимые видео: клип «Take On Me» группы «А-ха», танец-пощечину с рыбками от «Монти Пайтон», полдюжины клипов бойбенда «Брокхэмптон», эпизод из «Утиного супа», где Граучо сомневается, которое из отражений в зеркале – он.
После ду´ша Кайли хочет побыть одна. Через полчаса Рейчел заглядывает к дочери и обнаруживает ее крепко спящей. Тогда Рейчел падает на диван и рыдает.
В шесть утра возвращается Пит и кладет в камин пару поленьев.
– Там все в порядке? – спрашивает Рейчел.
– Амелия еще спит.
Пит варит кофе, и они сидят у камина. Кажется, все вернулось на круги своя. Лодки плывут в реку Мерримак. По радио на частоте FM-102.5 концерт Леонарда Бернстайна. Почтальон привозит газету «Бостон глоб» в полиэтиленовой упаковке.
– Поверить не могу, что Кайли дома, – признается Рейчел. – Я ведь уже побаивалась, что потеряла ее навсегда.
На глазах у Пита и Рейчел поленья белеют и медленно превращаются в пепел. У Рейчел звонит телефон. «Неизвестный абонент». Она отвечает через громкую связь. Измененный голос. С ней говорит Цепь.
– Знаю, что ты думаешь. То же, что все, когда возвращают себе любимых. Думаешь, что отпустишь заложника и этой истории конец. Но дело в том, что традицию не переборешь. Рейчел, ты понимаешь, что такое традиция?
– В каком смысле?
– Традиция – универсальный аргумент. Универсальный аргумент для порядка, который установили давным-давно. В нашей конкретной традиции он работает. Если напакостишь Цепи, она гарантированно достанет тебя и твою семью. Можешь бежать из страны в Саудовскую Аравию, в Японию – куда угодно. Можешь изменить имя и внешность. Мы все равно тебя найдем.
– Понимаю.
– Понимаешь? Надеюсь, что так. Потому что дело не закончено. Оно не закончится, пока люди, которых привлекла ты, не выполнят задания без глупостей, и те, кого привлекли они, не выполнят задания без глупостей. Предательств в Цепи не было уже несколько лет, но они случаются. Люди думают, что способны одолеть систему. Они не правы. Систему не одолеть никому, и тебе тоже.
– Семья Уильямс…
– Пробовали и другие. Не получилось ни у кого.
– Слово свое я сдержу.
– Уж постарайся! Сегодня утром мы перевели на твой счет в банке десять тысяч долларов, это десять процентов выкупа, заплаченного Данлеви. Отправили мы их с того же биткойнового счета, на который они внесли деньги. Как ты объяснишь это федеральным органам, понятия не имею. Даже если ускользнешь от наших киллеров, что прежде не удавалось никому, мы раскроем информацию и тебя посадят. Там предостаточно факторов, изобличающих тебя как мозговой центр шайки похитителей. Ты умная, ты ведь представляешь возможную ситуацию в целом?
– Да, представляю.
– Умница, – хвалит ее голос. – Думаю, это наш последний разговор. Пока, Рейчел. Приятно было иметь с тобой дело.
– Не скажу, что это взаимно.
– Могло быть хуже. Намного хуже.
Когда вызов обрывается, Рейчел дрожит, и Пит ее обнимает. Она такая худенькая и хрупкая, сердечко бьется так быстро… Как у раненой птички, которую посадили в коробку из-под обуви и выхаживают в надежде, что однажды она снова сможет летать.
36
Воскресенье, 16:00
Наконец Кайли спускается на первый этаж. В одной руке у нее айпад, в другой – телефон, на плечах – Эли.
– В «Фейсбуке», «Инстраме» и «Твиттере» у меня больше ста пятидесяти уведомлений, – сообщает Кайли, изображая жизнерадостность.
Рейчел улыбается. Вот тебе и фольговая шапочка, и обрубание соцсетей. Кайли улыбается в ответ. «Обе притворяемся друг перед другом», – думает Рейчел, а вслух говорит:
– Ты девушка популярная.
– Я пообщалась со Стюартом. Похоже, в сказку про кишечную инфекцию все поверили. Бабушке я отправила эсэмэску. У нее вопросов нет. Я и папе письмо написала.
– Прости, что заставила тебя врать.
Кайли кивает, но «все нормально» не говорит. Потому что заставлять дочь врать родным и друзьям ненормально.
– Ты ведь ни о чем лишнем не обмолвилась?
– Нет.
– Любая обмолвка в соцсетях разнесется «по секрету всему свету».
– Понимаю. Рассказывать нельзя никому и никогда?
– Именно так, милая. Ты как себя чувствуешь? – Рейчел гладит дочь по щеке.
– Настроение неважное. В подвале было очень страшно. Порой возникало чувство, что я… ну, как сказать, исчезаю? Есть же такие, кто думает, что, если человек вышел из комнаты, его больше не существует.
– Как в солипсизме?
– Мне в том подвале казалось именно так: что я перестаю существовать, потому что никто обо мне не думает.
– Я только и делала, что думала о тебе! – Рейчел крепко обнимает дочь. – Каждую секунду каждой минуты каждого дня.
– А порой я думала, что похитители просто бросят меня в подвале. Испугаются разоблачения, сбегут, еда и питье кончатся, и я умру.
– Я такого не допустила бы, – заявляет Рейчел. – Ни за что. Я отыскала бы тебя любой ценой.
Кайли кивает, но Рейчел чувствует, что дочь ей не верит. Как она отыскала бы ее? Никак. Бедная девочка застряла бы в подвале навсегда.
Кайли подходит к сетчатой двери и смотрит на приливной бассейн.
– Шлепки у тебя ономатопеические, – пытается разрядить обстановку Рейчел.
Кайли поворачивается к ней:
– Мама…
– Что?
– Они объявили, что отпустят меня, только если ты продолжишь Цепь.
Рейчел смотрит в пол.
– Мама!
Рейчел нервно сглатывает. Об этом врать нельзя – так все только усугубится.
– Это так, – говорит она.
– Погоди… так ты… ну… Ты кого-то?.. – в ужасе лепечет Кайли.
– Извини, мне пришлось.
– Ты кого-то похитила?
