– Она под машину угодит!
– Я с ней поговорю.
Рейчел натягивает лыжную маску и бежит через дорогу к девочке.
– Амелия, на дороге опасно. Я велела тебе ждать на качелях. Твои папа с мамой приедут через пять минут.
– Не хочу на качели! – капризничает девочка.
– Если не пойдешь на качели, я скажу твоим родителям, что ты не хочешь их видеть, и они не приедут.
– Ты правда так сделаешь? – пугается Амелия.
– Да, сделаю! – грозит Рейчел. – Ну, иди на качели!
– Ты нехорошая! Ненавижу тебя! – Амелия разворачивается и идет на игровую площадку.
Рейчел бежит через дорогу, пока подростки не засекли маску и не заподозрили неладное. Убедившись, что они смотрят в другую сторону, Рейчел забирается в «додж».
Амелия сидит на качелях в мрачном одиночестве, потому что подростки залезают в детский домик – очевидно, чтобы забить косячок.
Медленно ползут минуты.
Наконец подъезжают Данлеви, бегут к дочери, обнимают ее и плачут.
Дело сделано.
Они больше не в центре внимания. Остается надеяться, что следующие звенья Цепи не напортачат и волна ответной реакции не докатится до них.
Пит и Рейчел заезжают домой проверить Кайли, потом отправляются к Аппензеллерам, чтобы уничтожить все следы своего пребывания. Они наводят порядок в подвале, убирают доску от окна, возвращают матрас в спальню, стирают отпечатки пальцев. Собирают замок на двери черного хода и закрывают ее. Вернувшись по весне, Аппензеллеры наверняка заметят какие-то перемены, но до весны еще далеко.
Мусор они вывозят на свалку в Лоуэлл. Домой возвращаются поздно, но Кайли еще не спит.
– Все закончилось, – объявляет Рейчел. – Малышка вернулась к родителям.
– Правда закончилось?
Рейчел заглядывает в карие глаза дочери и старается, чтобы голос звучал уверенно.
– Да, закончилось.
Кайли заливается слезами, и Рейчел обнимает ее.
Они заказывают пиццу, потом Рейчел лежит рядом с Кайли, пока та не засыпает. Убедившись, что дочь крепко спит, Рейчел отправляет своему онкологу эсэмэску с обещанием позвонить утром. Она ведь не умирает, нет? Так было бы совсем прикольно.
Рейчел спускается вниз. Пит на улице, в футболке и в спортивных брюках рубит дрова. Уже готовы полдесятка штабелей, каждый шесть футов высотой – наверняка хватит, чтобы пережить зиму и пару зомби-апокалипсисов. Он заносит охапку дров в дом и разжигает камин.
Рейчел приносит ему бутылку «Сэма Адамса», Пит открывает ее и тоже садится на диван. Насмотревшись, как Пит рубит дрова, Рейчел почувствовала искру желания. Абсурдно глупого и примитивного.
Она никогда не общалась с ним настолько плотно, чтобы на него запасть. Пит вечно отсутствовал: то в Ираке он, то в Кэмп-Лежене, то в Окинаве, то в Афганистане, то просто путешествует. На Марти он не похож совершенно. Пит выше, стройнее, мрачнее, тише. У него более темные волосы. Красота Марти видна с пятидесяти шагов, а к Питу нужно присматриваться и привыкать. Братья не только выглядят, но и ведут себя по-разному. Марти – экстраверт, Пит – интроверт. Марти – душа любой вечеринки, Пит же из тех, кто забивается в угол, рассматривает книги на полках и поглядывает на часы, мечтая скорее улизнуть.
Пит залпом осушает бутылку и приносит себе еще одну. Рейчел предлагает ему сигарету из экзаменационной заначки Марти.
– А еще у нас вот что есть! – Она достает бутылку двенадцатилетнего виски «Боумор» и наливает на два пальца каждому.
– Отлично! – восклицает Пит.
Ему нравится легкий кайф от спиртного. Такой он уже подзабыл. От опиатов приход совсем другой. Героин как одеяло, под которым тепло и уютно. Он прекраснейшее одеяло на свете, он снимает боль и погружает в мягкую осеннюю негу.
Выпивка раскрепощает, по крайней мере его. Пит не доверяет своим выбившимся из-под контроля эмоциям.
– Я двери проверю, – говорит он, откашлявшись.
Он резко поднимается, достает из сумки девятимиллиметровый пистолет, обходит дом и запирает двери.
Дело сделано, остается лишь вернуться на диван к Рейчел. Пора сказать ей правду о себе. Раскрыть ей оба страшных секрета.
– Хочу тебе кое-кто рассказать, – неуверенно начинает он.
– Да?
– Это касается моей службы в морской пехоте. Я… Меня уволили с почетным удостоверением, но этот почет, мягко говоря, пахнет керосином. После того дела в Бастионе я чудом избежал военного суда.
– О чем ты говоришь?
– О четырнадцатом сентября двенадцатого года, – монотонно отвечает Пит.
– В Ираке?
– В Афганистане. В Кэмп-Бастионе. Талибы в американской форме проникли за периметральное ограждение базы, попали на территорию и давай обстреливать самолеты и палатки. Я был дежурным офицером инженерно-технического подразделения в ангаре двадцать два. Вот только я не дежурил. Я лежал под кайфом в своей палатке. Просто марихуаны накурился и закайфовал. И тем не менее… Вместо себя я оставил старшего сержанта.
Рейчел кивает.
– Когда я прибыл на пост, там творилось черт знает что. Трассеры, РПГ
[38], страшная неразбериха. Охрана Королевских ВВС стреляла по пехотинцам, стреляющим по военным. Кровопролитие предотвратили контрактники частной охранной компании. Мне в кошмарном сне не приснилось бы, что талибы проникнут в самое сердце базы. Той ночью в Кэмп-Бастионе был принц Гарри, а перестрелка велась в двухстах метрах от ВИП-зоны. Сама понимаешь, катастрофа ужасная, и в значительной мере виноват в ней я.
– Пит, с тех пор шесть лет прошло, – напоминает Рейчел.
– Рейч, ты не понимаешь! Погибли морпехи, и я в этом сыграл свою роль. Меня наказали в соответствии со статьей пятнадцать
[39], а если бы не боялись широкой огласки, вполне могли отдать под общий военный суд. Пару лет спустя я уволился. За семь лет до необходимых двадцати
[40]. Ни нормальной пенсии, ни льгот не получаю. В общем, идиот полный.
Рейчел подается вперед и легонько целует его в губы.
– Ничего страшного, – говорит она.
Пит забывает, как дышать.
«Ты очень красивая», – хочет сказать он, но не может. Сильно уставшая, худая, хрупкая Рейчел все равно прекрасна. Только ведь проблема не в этом, а в том, как озвучить свои чувства. Щеки краснеют, и Пит опускает глаза.
