– Да-а-а, как я теперь?.. Мне домой… как… теперь?.. Я и так не поступи-ила!.. Никуда-а-а! И в прошлом году не поступила-а-а! И еще все… украли! Ничего же нету!..
– Здесь украли, на пробах?
– Дань, – с досадой сказала Настя, на миг перестав вытирать девчушку, – ну, ясно, что здесь! Чего ты спрашиваешь?
– Я… утоплюсь! – продолжала та. – Я… не могу! Не могу я больше! Провались она, Москва ваша!.. Сволочи!.. Кругом одни сволочи!.. Спать… негде! Есть… нечего!.. И все украли-и-и!
– Тихо, – сказала на этот раз Настя. – Прекрати. Поедешь со мной, переночуем на даче, а там решим.
…Бабка не выгонит, пронеслось у нее в голове. Бабка с виду грозная, а на самом деле добрая. И потом!.. Она наверняка тоже не знает про мать и ее выкрутасы!
…Или знает, и у них заговор? Заговор против нее, Насти?
– Слышишь? – повторила она очень громко. – Поедем к нам!
– Как?! Как мы поедем?! У меня даже на метро нету!
– У меня есть, – решительно вмешался Даня, – на всех хватит. Поехали. Я только Ромке позвоню и, наверное, папе.
– У меня проездной, – мрачно сказала Настя.
* * *
Тонечке было смешно – второй раз за день она столуется в буфете!.. В первый раз в телекомпании, а вот сейчас на «Мосфильме»!
Оказалось, на «Мосфильме» существуют «секретные» буфеты, не для всех. Эти самые «все» толпились в каком-то вовсе другом буфете, где было обыкновенно – алюминиевые столы, шаткие стулья, длинная стойка, холодильный шкаф с «прохладительными водами» и безалкогольным пивом.
В этом было необыкновенно, словно в английском пабе: зеленый плюш, кресла с латунными гвоздиками обивки, полированное дерево, хрустальные бокалы, кофейные чашки «Веджвуд» – Тонечка, выпив свой глоток эспрессо, аккуратненько посмотрела клеймо на донышке невесомой фарфоровой прелести!
Все правильно, «Веджвуд».
Александр Герман, заметив ее маневр, усмехнулся.
Режиссер Эдуард, похоже, тоже ничего не знал о существовании «секретного» буфета. Когда они зашли, огляделся по сторонам растерянно, затем приосанился, сдернул кепку, пригладил волосы на лысине. Потом за все это он на себя рассердился и теперь сидел надутый.
Только Герман чувствовал себя вольготно.
– Я предлагаю следующее, – говорил он, покуда несли воду, лед и какие-то сложные супы, которые он заказал. Тонечка попросила суп исключительно из соображений здорового образа жизни, окончательно и бесповоротно попранного сегодня пирожным «картошка» и всякими другими излишествами.
Герман говорил, но его никто не слушал. Тонечка весело изучала новую обстановку, а Эдуард дулся.
В конце концов Герман замолчал, посмотрел на обоих своих собеседников и заметил:
– Странное дело. Похоже, мои предложения тут никого не интересуют.
– Что вы, Александр Наумович! – вскричала Тонечка.
– Извиняюсь, – буркнул режиссер.
– Сосредоточились?
– Мы… пытаемся, – Тонечке принесли тарелку, и теперь она нюхала пар.
Пахло, между прочим, просто прекрасно.
– Сценарий нужно переделать, – сказал Герман, чуть повысив голос. – Эдик, вы когда в съемки уходите?
– Как… переделать? – обомлел режиссер. – Да он же утвержден! Вами утвержден, я извиняюсь!.. А кастинг? А сроки?
Тонечка ела суп. Такой вкусный суп в этом особом буфете!..
– Ну и что, какая разница! Я же его не читал, когда утверждал!..
– Это вы напрасно, – заметила Тонечка.
– Веселитесь, веселитесь. Переделывать сценарий будете вы.
– Я?!
Режиссер с размаху нахлобучил кепку, словно кепка могла как-то помочь ему в этой жизненной драме.
Тонечка перестала есть и положила ложку.
– Саша, – начала она, испуганно глядя на Германа. – Это не мой сценарий! Я даже не знаю, о чем там речь! У меня заявка, вы сказали, что ее нужно было сдать вчера! Я не могу… переписывать чужие сценарии.
– Ничего, научитесь.
– Да мы в производство не уйдем! – режиссер Эдуард сорвал кепку, ничего она не помогает. – Александр Наумович, вы же все понимаете и про бюджет, и про группу! А простои кто будет оплачивать?! Да вы же сами утвердили!..
– Называйте меня Сашей, – сказал Герман режиссеру. – И не волнуйтесь. Вот Антонина. Она моментально поправит все огрехи.
– Я не буду ничего поправлять!
– А я вам не дам работу в следующий раз, – сказал Герман будничным тоном. – Просто не дам, и все.
– Это шантаж.
– И угрозы, – согласился Герман с удовольствием. – Подождите, будет еще подкуп.
– А как же производство? – перебил режиссер. – Сроки?! Пожалейте вы нас, Александр Наумович!
– Саша, – поправил Герман. – Я так решил как раз потому, что всех пожалел. Вас, Эдик, в первую очередь. Потом актеров. Снимать и играть такую… мутотень, должно быть, трудно.
– Мы привыкли, – заметил режиссер.
– Еще я пожалел себя. Мне абсолютно понятно, что никаких рейтингов канал не получит с таким сценарием. А у меня тоже бюджет и сроки!.. Тонечка, что вы смотрите на меня, как лишенец на управдома? Я предлагаю следующее. Тонечка, вы поправите диалоги. Секунду, дайте мне договорить! – И крепкой рукой он взял ее за запястье. – Это в первую очередь. Там, где сочтете нужным, поправите сюжет. Такие правки много времени не займут. Эдуард, вы проводите кастинг, утверждаете артистов, все, как предполагалось. Ну, с чем-нибудь мы потянем, сколько сможем! Допустим, я долго буду отсматривать главных героев. Группу распускать не станем, в производство пойдем по мере готовности текста.
– Елки-моталки, – простонал Эдуард. – Вот влипли!..
– Ни штрафовать за простой, ни требовать соблюдения утвержденного графика с вас никто не будет. Попробуем немного… поднять планку, вы согласны?
Эдик нахлобучил свою кепку на коленку и с досадой дернул ее, многострадальную, за козырек.
– Да мы-то согласны, Александр Наумович! Мы давно согласны, только все это не вовремя. Ну, что вам наш проект, а? У вас таких два десятка! А мы уж готовы, а тут такое! Мы ж не авторское кино снимаем!
– До авторского кино нам как до Китая на велосипеде, – перебил Герман. – Зрителей оно не интересует, меня тоже не слишком. Поэтому авторское кино мы снимать не будем, просто попробуем снять получше, чем обычно. Считайте, что у меня такая придурь.
– Придурь, – повторил режиссер тоскливо.
Тонечке стало его жалко:
– Да вы не отчаивайтесь раньше времени, Эдуард, – сказала она. – Может, и не понадобится ничего переделывать.
– Это в том смысле, что придурь завтра пройдет? – уточнил Герман, и Тонечка ничего не ответила.
