– Сейчас будет шашлык, – повторила Марина. Они чокнулись с Татьяной и выпили.
– Какой шашлык?! Мама, ты с кем там?! И где?
– Тонечка, мы в гостях, тут замечательные люди, родители нашей Джессики, – и мимо трубки, Тане: – Дочка волнуется.
Таня покивала с пониманием.
– У этих… которые алкоголики? – поразилась Тонечка.
– Да нет же!
– А у каких тогда?
Марина не знала, у каких алкоголиков они могут быть в гостях, и повторила, что они у родителей Настиной подружки, и все отлично.
– Мама, – голос у Тонечки стал подозрительным. – Ты что, выпиваешь?
– Ну, конечно! – с энтузиазмом подтвердила Марина. – И уже давно!..
– С алкоголиками?!
– Да не-е-ет!..
– Мам, дай мне, пожалуйста, Андрея Даниловича. Или ты там без него?
– Андрей! – крикнула Марина куда-то в сторону костра. – Тебя, подойди, пожалуйста!
Липницкий подошел из сумерек, на ходу вытирая руки о штаны, и вынул у нее из пальцев трубку.
– Да, Тоня, это я. Мы прекрасно, не волнуйтесь. Не позвонили, потому что забыли. Ну, вот так вышло. Мама? – Он посмотрел на Марину, и лицо у него сделалось веселым. – Мама лучше всех.
– Данилыч! – позвал Валера. – Куда ты опахало-то унес? У меня угли все тухнут!..
– С правой стороны опахало! – прокричал Липницкий и двинул к мангалу. – Да нет, Тоня, это я не вам, мы шашлык жарим. Абсолютно. Я же за рулем! Не волнуйтесь, ну что вы, право слово!..
И шашлык, и пирог, который Татьяна называла «лимоновый», а Марина поправляла и утверждала, что следует говорить «лимонный», вышли превосходными. Луна уже давно висела над яблонями и вишнями, стало холодно и зябко, как бывает по вечерам весной, и самовар был выпит до самой последней чашки, а Марине так не хотелось уезжать!..
Век бы так прожить – с луной над голыми деревьями, с веселой собакой, с хорошими людьми и Андреем Липницким!..
В машине она моментально пристроила ему голову на плечо, а руку на коленку.
– Мне так неудобно рулить, – сказал он, и плечо под ее щекой запрыгало.
– Ты что? – спросила Марина подозрительно. – Смеешься надо мной?
И укусила.
– Прекрати, – Липницкий захохотал. – Мы в канаву заедем.
– Ты же не выпивал!
– Ты же кусаешься!
– Хочу и кусаюсь, – объявила Марина и опять укусила. И схватила его за другую коленку, сильно перегнувшись в сторону.
Ей очень нравилось его хватать и кусать.
Некоторое время она так и делала, потом поцеловала его в шею и спросила:
– А зачем мы уехали? Нужно было у Тани с Валерой остаться!
– Да мы уж приехали, – сказал Липницкий странным голосом. – Я давно стою.
Марина страшно удивилась и посмотрела в лобовое стекло.
Машина стояла перед деревянными воротами с перекладиной. Над воротами чугунной вязью было выведено какое-то слово, непонятное.
– Я сейчас, – сказал Липницкий. – Подожди меня.
Без него ей моментально стало скучно и как-то тоскливо. Зачем он ушел от нее? Она только-только его нашла, и так весело им было вместе, а он взял и куда-то делся!
Впрочем, он быстро вернулся. Перекладина поднялась, ворота распахнулись, и они заехали. По обе стороны асфальтовой дорожки горели матовые шары, а за ними, в лесу, было совсем черно.
– М-м-м, – удивилась Марина. – Уже ночь, да?
– Еще не совсем.
– А здесь есть волки?
– Здесь полно волков.
– Какой ужас, – сказала Марина. – Черьку нельзя выпускать. Весенние волки голодные и злые. Почему ты все время надо мной смеешься?
– Что ты, что ты, – испугался Липницкий. – Как такое возможно!
Возле домика с невысоким крылечком и двускатной крышей он за обе руки вытащил Марину из салона. Она моментально обняла его, пристроила голову на плечо и опять поцеловала в шею.
– Маринка, – сказал Липницкий. – Угомонись. Мы с тобой старые люди!..
– Я не старая, а молодая, – объявила Марина Тимофеевна. – Что ты меня держишь, как будто я ходить не умею!
– А ты умеешь?
Марина ущипнула его за попу. Получилось не очень из-за плотных брезентовых штанов и свитера, попавшегося под руку.
– Пойдем! Давай, давай!..
– А куда мы идем? – осведомилась она.
– В дом, – сказал он, вставляя ключ в замок.
– Пойдем лучше гулять. Я никогда не гуляла по ночам!.. Ни-ког-да!
В доме было тепло и пахло, как в бане – разогретым деревом, травами и чистотой. Свет с улицы длинными голубыми полосами лежал на досках пола. Марина наступила в такую полосу, как в воду, и зажмурилась – она была уверена, что лунная вода окажется студеной.
Ничего не произошло, и она еще раз наступила.
…Где я, подумала она. На луне? Или, может быть, это не я?..
Липницкий твердо прихватил ее под локоть, довел до кровати, поставил, сам сел на край и стал стягивать с нее штаны итальянской работы.
– Тебе понравились мои новые штаны? – тут же спросила Марина.
– Страшно, – признался Липницкий. – Повернись, мне так неудобно.
Марина повернулась.
Он кинул штаны в кресло и расстегнул молнию ее толстовки.
– Ты неприлично себя ведешь, – заметила Марина.
– Это точно.
Она запрыгнула на кровать – ей казалось, что как пиренейская лань, а на самом деле довольно неуклюже, – обняла его за шею и повалила.
– Теперь я тебя буду раздевать!.. – И стала тянуть с него свитер.
Он морщился и кряхтел.
– Что такое? – спросила Марина грозно. – Что ты рожи корчишь?
Тут он вдруг захохотал, громко и свободно.
Она посмотрела ему в лицо – хохочет-заливается! Ну, что это такое, а?.. У нее любовная сцена, а у него какая?
– Ну и пожалуйста, – сказала она и улеглась. – Как хочешь.
Он запустил обе руки ей в волосы, взял ее за голову и поцеловал.
– Я хочу вот так, – сказал он серьезно. – И можно еще так.
И опять поцеловал.
Марина моментально забыла, из-за чего она только что на него рассердилась. Целоваться с ним было приятно, щекотно и радостно.
Она поудобнее пристроила голову на непривычной подушке, обняла его обеими руками, прижалась, вздохнула.
– Что ты вздыхаешь? – на этот раз спросил он.
– Я не вздыхаю, – сказала Марина.
