– Мы на твоей стороне! – гаркнул я. Тот, похоже, был либо слишком ошеломлен, либо испуган, чтобы соображать. – Брунульф! – окликнул я его по имени. – Мы на твоей стороне!
Берг и мой сын догнали меня, расположившись по бокам, и я знал, что они договорились прикрывать меня. Я двинул Тинтрега правее, заставив лошадь Берга податься в сторону.
– Не толпитесь вокруг меня! – рявкнул я.
– Господин, будь осторожен! – крикнул молодой норманн. – Ты ведь…
Видимо, он хотел сказать «старый», но благоразумно воздержался.
Воины под знаменем Сигтригра нас заметили и замедлили ход, не зная, как быть. С полдюжины повернули к отряду Брунульфа. Я слышал, как кто-то призывал атаковать, другой же – отступать. Это смятение предопределило их судьбу.
Мой отряд пересек тропу к югу от Брунульфа и его людей.
– Мы на твоей стороне! – сообщил я снова и увидел, как он кивнул.
Затем мои люди проскакали мимо него. Они выставили копья и пошли в галоп, тогда как враги, уступающие нам числом, были вооружены только мечами и пребывали в растерянности. Кто-то застыл в нерешительности, кому-то удалось развернуть коней и поскакать на восток, а один из врагов, видно обезумевший от страха и хаоса, погнал коня нам навстречу. От меня потребовалось только опустить копье и собраться перед ударом. Во мне кипела злоба; слегка уведя Тинтрега вправо, я выставил толстое ясеневое древко. Острие, в котором сложились сила коня и всадника, скользнуло по краю щита противника, пробило кольчугу, прошло через куртку, кожу, мускулы и вспороло живот. Я выпустил древко, ухватил воина за шлем и выдернул из седла. Вокруг вошедшего в тело наконечника копья обильно растекалось кровавое пятно. Левая нога сакса запуталась в стремени, и лошадь потащила его, стонущего и оставляющего кровавый след, по росистой траве.
– Не такой уж я и старый, – крикнул я Бергу, после чего вытащил из ножен Вздох Змея.
– Пленники! – напомнил Финан.
Подозреваю, обращался он ко мне, потому как я открыто пренебрег собственным строгим указанием брать врагов живыми. Я замахнулся мечом на еще одного, но он в последний миг успел поднять щит и остановить удар. Я заметил, что красная секира намалевана свежей краской поверх старой эмблемы, наполовину соскобленной с ивовых досок. Сакс сделал выпад и промахнулся: его меч впустую скользнул по задней луке моего седла. Бородатая харя, обрамленная плотно сидящим шлемом, излучала отчаянную свирепость, которая сменилась в один миг выражением ужаса в широко распахнувшихся глазах – это копье Берга вонзилось воину в спину. Удар получился такой силы, что я увидел острие – оно вышло наружу, пробив кольчугу на груди. Противник открыл рот – мне бросились в глаза дыры на месте отсутствующих зубов, – а в следующий миг кровь запузырилась и забулькала у него на губах.
– Прости, господин, этот не пленник, – сообщил Берг, обнажая меч. – Я буду лучше стараться.
– Господин! – окликнул Финан, и я увидел, что он указывает мечом на восток. С полдюжины всадников галопом скакали прочь.
Те шестеро были на отличных конях, один в богатом шлеме с черным конским хвостом, попона лошади у другого сверкала золотом, но что безошибочно выдавало в них командиров, так это присутствие знаменосца. Оглянувшись, тот заметил погоню и с силой отбросил большой флаг с тяжелым древком и ложным гербом на полотнище.
За спиной у меня враги бросали щиты и поднимали руки, показывая, что не желают больше сражаться. Соратники Брунульфа, которым уже ничто не грозило, собрались вокруг своего знамени, а мой сын тем временем сгонял в стадо пленников, приказывая им спешиваться и бросать мечи. Значит, пленники у нас есть, но не те, которые меня интересуют. Я коснулся шпорами боков Тинтрега. Теперь все сводилось к состязанию между лошадьми. Те шестеро успели изрядно оторваться, зато трое из моих парней скакали на легких, некрупных жеребцах, подходящих для разведки. Такие кони шли намного быстрее здоровенных зверей вроде Тинтрега. И у двоих из этой троицы были еще копья. Они мчались рядом с беглецами, затем один из них, Свитун, быстро сместился и ткнул копьем, метя не во всадника, а в копыта первой лошади. Послышалось короткое, полное боли ржание: лошадь упала и закувыркалась, издавая пронзительные звуки. Наездник оказался придавлен скользящей по траве тушей. Затем следующий конь врезался в лягающееся животное и тоже упал. Другие беглецы рвали поводья, стараясь обогнуть груду тел, и мои люди нагнали их. Сакс с черным конским хвостом на шлеме заставил своего коня перепрыгнуть через одну из упавших лошадей и уже уходил, но Берг настиг его и ухватил за султан. Норманн дернул, всадник отклонился назад в седле и едва не свалился. Берг вцепился ему в плечо, снова дернул и на этот раз преуспел. Шлем, завязки которого разошлись при первом рывке, слетел с головы шлепнувшегося на траву воина и покатился. У беглеца оставался меч; он встал и, яростно ощерясь, попытался достать длинным клинком скакуна Берга, но молодой воин был уже далеко, и враг развернулся, чтобы встретить следующего всадника.
Меня.
Тут-то я и понял, почему позавчера двое из спутников Брунульфа повернули и возвратились в форт, не желая встречаться с нами. Они узнали меня и понимали, что я не только тоже узнаю их, но и учую подвох. Ведь передо мной, готовый вспороть Тинтрегу брюхо тяжелым лезвием, стоял Брайс.
Был у меня дружинник по имени Брайс, подлый мерзавчик, который в итоге сгинул под мечом дана при захвате Сестера. Быть может, это имя делает людей плохими, потому как противостоящий мне Брайс тоже был той еще скотиной.
Этот рыжеволосый и седобородый воин участвовал в десятках битв за своего хозяина Этельхельма, и олдермен всегда выбирал его, когда требовалось сделать грязную работу. Именно Брайса послали в Сирренкастр захватить Этельстана, и мальчик, вне всяких сомнений, погиб бы, не успей мы вмешаться. Теперь Брайсу поручили развязать войну, и он снова оплошал. Детина яростно взревел и распластался в выпаде, метя Тинтрегу в брюхо. Я повернул коня, намеренно держа руку с мечом вдали от Брайса. Тот это заметил и снова нанес укол, надеясь выпустить кишки моему скакуну, но я принял сильный удар левым стременем. Клинок прорезал кожу сапога и уткнулся в одну из вшитых в него металлических пластин. Было больно, но вполовину, не так, как Брайсу, когда окованный железом обод моего щита врезался ему в череп. Детина свалился как подкошенный. Я надеялся, что не убил мерзавца, потому как с этим удовольствием придется обождать.
– Хочешь, добью его? – Кеттил, один из моих дружинников-данов, видно, заметил, что Брайс пошевелился.
– Нет, он пленник! Прикончи лучше его, – я указал на коня, сваленного копьем Свитуна и теперь хромавшего со сломанной ногой. Кеттил спешился, отдал свой меч Фолькбальду в обмен на секиру и сделал, что нужно. Все шестеро беглецов сдались, все шестеро оказались в плену.
Фолькбальд, здоровенный воин-фриз, поднял одного из захваченных за шкирку. Точнее, поднял он его за кольчужный воротник, оторвав от травы, которая обагрилась кровью убитой Кеттилом лошади.
– Этот вот утверждает, что он священник, – радостно сообщил Фолькбальд.
