Я, наконец, получила доказательство того, что королева никогда не простит меня за то, что Лейстер на мне женился, и, значит, мне навсегда суждено лишь со стороны наблюдать важные события, потрясающие нашу страну. Это трудно принять женщине с моим складом характера. Но я была не из тех, кто может сидеть дома и хандрить. Как и мои дети, я считала, что следует бороться до конца. Мне почему-то всегда казалось, что, если бы я могла встретиться и побеседовать с королевой, мы смогли бы подавить чувство взаимной обиды, я могла бы рассмешить ее, как умела когда-то, а затем мы вообще пришли бы к полному взаимопониманию. Я больше не Леттис Дадли, а Леттис Блаунт. Правда, у меня молодой муж, который обожает меня, и это могло бы ей не понравиться. Наверно, она считает, что я заслуживаю наказания за все, что я сделала. Не знаю, дошли ли до нее слухи о том, что я помогла Лейстеру уйти из этого мира. Надеюсь, что нет. Вот этого последнего она никогда бы мне не простила.
Меня не оставляла надежда. Не раз просила я Эссекса, чтобы он сделал хоть какую-нибудь попытку восстановить мое положение при дворе, и он постоянно отвечал мне, что постарается.
Вот такой я была в то время – уже не молода, но все еще привлекательна. У меня был дом, которым я очень гордилась. Мои застолья были одними из лучших в стране. Все было не хуже, чем в королевских дворцах, и, я думаю, что королева слышала об этом. У меня за столом подавали такие вина, как мускатель и мальвазию, и подобные им вина из Греции и Италии, иногда приправленные моими собственными особыми специями. Я сама наблюдала за приготовлением различных салатов, продукты для которых были выращены на моих собственных огородах. Засахаренные фрукты на моем столе были самыми нежными и сладкими. Я собственноручно готовила различные лосьоны и примочки, а также кремы, наиболее подходящие для моей кожи. Они усиливали мою красоту, так что временами казалось, что с возрастом я становлюсь только красивее и неотразимее. Моя одежда отличалась особым вкусом и элегантностью, она была сшита из шелка, дамаста, парчи, тафты и бесподобно красивого бархата – его я особенно любила. Я выбирала ткани самых красивых оттенков (с каждым годом красильщики совершенствовали свое мастерство): переливчато синий цвет и ярко-зеленый, светло-коричневый и темно-голубой, коралловый и золотисто-желтый… Я наслаждалась ими. Мои портнихи и белошвейки работали без устали, украшая меня, и, скажу без ложной скромности, результат получался отменный.
Я была счастливой женщиной, но было одно не осуществленное желание: быть принятой Ее Величеством. То, что я вышла замуж за человека, который был намного моложе меня, помогало мне сохранить молодость. Моя семья одаривала меня искренней привязанностью и любовью. Мой любимый сын, по общему мнению, был самой яркой звездой при королевском дворе. Таким образом, у меня были все причины быть довольной своей жизнью и забыть об одном-единственном неудовлетворенном желании, которое омрачало мне жизнь. Я должна забыть королеву, которая решила меня наказать. Я должна взять от жизни все. Я все время напоминала себе, что жизнь – превосходная штука и самой большой радостью для меня является мой сын, который преданно любит меня и почитает главой нашей большой семьи.
Почему позволяю я пожилой мстительной женщине вторгаться в мою счастливую, полную удовольствий жизнь? Я должна забыть ее. Лейстера уже нет. У меня новая жизнь. Я должна благодарить за нее судьбу и радоваться.
Но я не могла забыть ее.
Тем не менее, дела моей семьи постоянно интересовали меня. Пенелопа все больше и больше разочаровывалась в своей семейной жизни, хотя родила еще двух детей лорду Ричу. У нее была любовная связь с Чарльзом Блаунтом, и они постоянно встречались в моем доме. Я не считала возможным осуждать их. Как я могла это делать, если очень хорошо понимала их чувства друг к другу? Кроме того, если бы я и попыталась им воспрепятствовать, они скорее всего, не обратили бы на меня внимания. Чарльз был очень привлекательный мужчина, и Пенелопа рассказывала мне, что он очень хотел, чтобы она вовсе оставила Рича и обосновалась у него.
Я представляла себе, как среагировала бы на эту ситуацию королева. Знаю, что она во всем бы обвинила меня. Каждый раз, когда Эссекс расстраивал ее своей безмерной самонадеянностью, она заявляла, что он унаследовал эту черту от своей матери, то есть ее неприязнь ко мне никак не проходила.
Почти все, что происходило с моим сыном, тотчас становилось общим достоянием. Его жизнь отчего-то была для всех открытой книгой. Очень часто свои эмоции и чувства он выплескивал на глазах у всех зевак. И когда Эссекс проезжал по улицам, люди выбегали из домов, чтобы поглазеть на него.
Он был весьма самонадеян, я это знала, и очень честолюбив. Но в душе я чувствовала, что ему не хватает упорства и целеустремленности, чтобы как-то использовать свои способности. У Лейстера эти качества были, Берли так же обладал ими в избытке, Хэттон, Хинедж осторожно, но настойчиво добивались своей цели. Мой же сынок Робин любил «кататься по тонкому льду». Иногда мне казалось, что в нем с рождения заложено стремление к самоуничтожению.
Он говорил мне, что отчаялся когда-либо реализовать свои честолюбивые замыслы дома. У Берли одна мысль продвинуть на свое место своего сына, Роберта Сесила, а Берли имеет большое влияние на королеву.
Я была поражена, узнав, что мой сын мечтает занять место Берли в правительстве, которое, несомненно, было самым важным. Королева никогда не сместит Берли. Она может души не чаять в своем фаворите из фаворитов, но она – королева и хорошо знает цену Берли. Меня часто охватывало смущение, когда я разговаривала об этом со своим сыном, который почему-то был твердо уверен, что способен управлять страной. Я, любившая его без памяти, понимала очень ясно, что если даже его умственных способностей и хватит для такой задачи, то его темперамент погубит все дело.
Несколько месяцев он прожил во дворце Берли, где познакомился с его сыном, также Робертом. Но внешним видом они очень отличались. Роберт Сесил был невысок ростом, у него была слегка искривлена спина, что еще больше подчеркивала модная одежда того времени. Он очень болезненно относился к своему физическому недостатку. Королева, которая была им довольна и готова была продвигать по службе сына Берли, увидела в нем несомненные способности, однако она обратила внимание и на его внешность, наградив его прозвищем (она любила давать прозвища своим фаворитам). Он стал ее Маленьким Эльфом.
Поскольку положение Берли было очень прочным, и не было никакой надежды столкнуть его с места (разве что дождаться его смерти), Эссекс уверовал, что лучший способ проявить себя – это добиться славы на войне.
Королеву в это время сильно беспокоили события во Франции, где после убийства Генриха III трон захватил Генрих Наваррский, однако удержаться на троне ему было трудно. Поскольку Генрих Наваррский был гугенотом, а католическая Испания все еще представляла угрозу для него, несмотря на гибель Армады, решено было помочь Генриху.
Эссекс хотел отправиться во Францию.
Королева не дала на это согласия, чему я была очень рада. Но я все равно сильно волновалась, помня, как он поступил не так давно, и веря, что он способен снова такое повторить. Он был убежден, что как бы он не поступил, королева его простит.