Джеймс
Обычно Сильвестра у нас праздновали отменно. В прошлые годы мы либо снимали виллу на море, либо устраивали в Лондоне вечеринки, которые планировались за месяцы. Мы пили до утра и забывали обо всем на свете.
В этом году я провожу День святого Сильвестра дома один.
Где мой отец? Понятия не имею. Прислуга отпущена на сегодняшний вечер, а Лидия где-то у подруги. У какой, не сказала. После нашей ссоры несколько дней назад она игнорирует меня и говорит со мной только в случае крайней необходимости.
Рен несколько раз пробовал уговорить меня и в этом году куда-нибудь уехать с ним и с ребятами, но я так и не собрался с силами. При одной только мысли о том, чтобы сидеть в каком-нибудь лондонском клубе с оглушительной музыкой и шампанским, немедленно поднимались дыбом волосы. Я не мог больше жить так, как прежде. После того, как в последнюю четверть года моя жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов. После того, как я изменился внутренне.
Я провожу вечер за тем, что смотрю документальные фильмы о диких животных кенийской саванны на ноутбуке, поедая картошку фри и кебаб из картонных коробок службы доставки. Иногда мне удается отвлечься на целых пять минут. Но все остальное время я неотступно думаю о Руби.
В последние недели я обнаружил, насколько плохо, что у нас почти не накопилось общих воспоминаний. Нет ни общих фотографий, ни чего-то другого, что могло бы напомнить мне о том, что мы пережили вместе. Единственное, что осталось, это сумка, которую я заказал к ее дню рождения. Она все еще стоит около моего письменного стола и каждый день словно насмехается надо мной. Я уже не могу сосчитать, сколько раз брал ее в руки и заглядывал внутрь, не забыла ли в ней Руби что-нибудь по случайности. Какую-нибудь бумажку или что-нибудь, что подтвердило бы мне: она действительно ее использовала и радовалась ей.
У меня такое чувство, что мои воспоминания начинают постепенно угасать. Ощущение ее прикосновений на моей коже, наши разговоры, смех. Все становится расплывчатым и неощутимым, даже тот день, когда она была здесь и утешала меня. Единственное, что я по-прежнему четко вижу перед глазами и что я снова и снова прокручиваю в голове, это выражение ее лица, когда она увидела меня с Элейн. Мне никогда не забыть его. И мне никогда не забыть, как оно – даже сквозь алкоголь и наркотический дурман – повлияло на меня. В тот же момент и во все последующие дни.
Собственно, у меня был план проспать наступление нового года, но вот уже половина первого, а я все еще не сплю. Я принял решение пойти в фитнес-зал. Может, час на беговой дорожке утомит не только мое тело, но и заставит смолкнуть мою голову.
Я надел спортивные вещи, влез в кроссовки и прихватил айфон, который весь вечер провалялся без внимания на письменном столе. В нем торчали наушники, и мне, как всегда, надо было их сперва распутать. Как раз когда я собирался воткнуть их в уши, я услышал, как кто-то идет по коридору.
Вероятно, Лидия вернулась домой.
Я открыл дверь, чтобы пожелать ей счастливого нового года, – и замер.
Сестра стояла в коридоре не одна.
Я протер глаза, чтобы убедиться, что не сплю, – но нет. Отведя от глаз руки, я по-прежнему видел двух человек.
В нашем холле стояла Руби.
Под мышкой у нее был зажат темно-синий комок. Мне не пришлось долго раздумывать, что бы это могло быть. Моя толстовка. Та, которую я надел на нее после вечеринки у Сирила. Та, от нехватки которой у меня в шкафу я не страдал, потому что было приятно сознавать, что она осталась у Руби.
Руби тихо сказала что-то сестре, и та кивнула. Она мельком глянула на меня и тотчас отвернулась, а затем скрылась в своей комнате. Приятно знать, что я настолько запугал сестру, что ей даже в голову не пришло пожелать мне счастливого нового года.
– Мы можем поговорить? – спросила Руби.
Я тяжело сглотнул. Я так давно ее не видел и не слышал, и вот она стоит в каких-то трех метрах от меня. От этой близости сердце сильно заколотилось, и мне больше всего захотелось преодолеть эту дистанцию между нами и обнять ее. Но я лишь кивнул, развернулся и пошел назад в свою комнату. Руби неуверенно двинулась за мной. Я включил свет и вздохнул: здесь определенно бывал и куда лучший вид. Посреди комнаты на полу валялись мои пижамные штаны в клеточку, которые я только что сбросил с себя, всюду были разбросаны журналы, кровать не застелена, и я догадывался, как здесь, наверно, воняло жирной едой из доставки.
К тому же в глаза бросалась сумка Руби, стоящая у стола.
Руби огляделась и казалась нерешительной. Наконец, она выбрала себе место на меньшем из двух диванов. Мою толстовку она положила себе на колени.
С чего это в комнате вдруг стало так жарко? Мне сразу захотелось пить.
– Хочешь пить? – спросил я.
– Нет, спасибо.
Я налил воды, но когда поднимал стакан, заметил, что у меня дрожит рука. И я, оставив стакан на столе, повернулся к Руби.
Она молчала.
– Хорошо провели вечер? – попытался я судорожно прервать затянувшееся молчание.
Руби сдвинула брови и сказала:
– Да.
И больше ничего.
Мне еще никогда не было так трудно найти подходящие слова, как сейчас. Казалось, будто я забыл, как составлять осмысленные фразы. После долгих размышлений о том, что бы я хотел сказать Руби, в моей голове образовалась черная дыра, и чем дольше мы молчали, тем больше она становилась. Я мог только смотреть на Руби. Желание сесть рядом с ней было непреодолимо. Но я боролся с ним и вместо этого подвинул стул к дивану так, что очутился напротив нее и мы могли смотреть друг на друга.
– Мы записывали наши планы на год, – пояснила Руби.
Я ждал, что она скажет дальше.
– И я заметила, что между нами осталось много недосказанности. И я не могу с чистым сердцем начать этот год.
Пульс участился. К этому я определенно не был готов. Мне пришлось даже откашляться.
– О’кей.
Руби опустила взгляд на мою толстовку у нее на коленях. Она разгладила ткань ладонями – машинальный жест. Потом взяла ее и переложила на круглый столик, стоящий между нами.
Затем подняла глаза, и наши взгляды встретились. Я увидел в ее глазах разные эмоции: печаль. Боль. И не в последнюю очередь искру ярости, которая разрасталась в опасный огонь.
– Я была так сильно разочарована в тебе, Джеймс, – вдруг прошептала она.
В груди что-то больно сжалось.
– Я знаю, – прошептал я в ответ.
Она помотала головой:
– Нет. Ты не знаешь, каково это. Ты просто вырвал у меня из груди чертово сердце. И за это я ненавижу тебя.
– Я знаю, – повторил я севшим голосом.
Руби шумно глотнула воздуха.