Я подавила желание повернуться и шагнуть к нему, хотя знала, какое облегчение испытала бы при этом. Даже теперь, после всех этих недель и после всего, что произошло. Я набрала в легкие воздуха и уставилась на список. Если уж Джеймс решил помочь мне, он не уйдет так скоро. Это он уже доказал в последние недели.
– Надо перепроверить видеопроектор. На правом экране нет изображения, – сказала я после небольшой паузы и рискнула взглянуть в его сторону.
Он по-прежнему смотрел на меня все тем же непроницаемым взглядом, который я никак не могла истолковать. Наконец он кивнул:
– О’кей.
Он направился к техническому пульту в середине зала, и я побрела за ним в некотором отдалении. Боже, почему я так зажата? Между нами не должно быть так. При этом я не знала, как именно должно быть между нами.
Между нами все кончено.
Кончено. Кончено. Кончено.
Мне только надо убедить в этом мое сердце. И мое тело.
Джеймс зашел за технический пульт сзади и начал разглядывать множество штекеров, подключенных к нескольким коллекторам. Он сосредоточенно присмотрелся ко всем кабелям и затем стал проходить их рукой, чтобы проследить, куда какой из них ведет. Потом проконтролировал заднюю сторону правого видеопроектора. Вытянул штекер и снова воткнул его, нажал на кнопку включения-выключения и наморщил лоб, когда ничего не изменилось.
Потом взглянул на меня.
– Руби, я должен тебе кое-что сказать, – пробормотал он.
Снова мое сердце подпрыгнуло.
– Что? – едва слышно произнесла я.
Джеймс поднял вверх кабель и поболтал им:
– Этот кабель поврежден.
Я заморгала и потом посмотрела на кабель в его руке. Он действительно был в одном месте испорчен. Тонкие разноцветные провода выглядывали из резиновой оболочки.
– О.
Джеймс медленно опустил кабель:
– Как будто ты ожидала, что я скажу тебе что-то другое.
Этот его тон. Такой бархатный и приятно спокойный. У меня вздыбились волоски на гусиной коже, но я тут же помотала головой. Но не успела я ничего сказать, как Джеймс продолжил:
– Но если ты сейчас готова меня выслушать, я, наконец, скажу тебе это.
Я затаила дыхание. Я могла просто смотреть на Джеймса – и на большее в эту секунду не была способна.
– Прости меня.
– Джеймс… – прошептала я.
– Я хотел бы сказать тебе очень многое, – ответил он так же тихо и немного сократил дистанцию между нами. Я думаю, он сделал это бессознательно, как будто я притягивала его как магнит.
«Я тоже», – хотела сказать я. Джеймс заполнял все мои чувства уже одним тем, что стоял передо мной и смотрел на меня. Колени подгибались, почва под ногами растекалась.
Я тоже хотела бы сказать ему очень многое, так много слов, но не могла произнести ни одного из них. В горле пересохло, и мне пришлось откашливаться.
– Мы здесь ради завтрашнего вечера. Из-за оргкомитета. А не для того, чтобы говорить.
– Но я должен с тобой поговорить. Черт возьми, Руби, я больше не выдержу ни секунды.
Слова его были страстными, но голос звучал по-прежнему бесконечно нежно. Как будто он боялся спугнуть меня звуком своего голоса, стань он на полтона громче.
По зеленовато-голубым глазам я видела, как путаются его мысли. Сейчас он сформулирует их в слова. Я могла это чувствовать – воздух вокруг нас был наэлектризован.
– Пожалуйста, Руби. Не говори ничего. Просто выслушай, – взмолился он.
Я не могла пошевельнуться. Я застыла на месте, с закаменевшими плечами и дрожащими руками, когда он еще немного придвинулся ко мне. Теперь приходилось немного запрокидывать голову, чтобы смотреть на него снизу вверх.
Его томный взгляд скользил по моему лицу, казалось, будто он гладит меня по коже кончиками пальцев. Его кожа на моей коже, его пальцы на моей щеке, прикасаются к носу, к губам. Мое тело еще очень хорошо помнит его прикосновения.
– Прости…
– За что именно? – хрипло переспросила я через пару секунд.
В новогоднюю ночь на святого Сильвестра я решила закрыть главу «Джеймс Бофорт», но сейчас… сейчас казалось, что мы вот-вот откроем новую.
– За все, – немедленно последовал ответ. – Просто за все.
Внезапно участилось дыхание. Как Джеймс смог сделать так, что я чувствовала себя одновременно и потерянной, и на удивление собранной? Его слова переворачивали мой мир с ног на голову. Вместе с тем казалось, будто я нахожусь в сказке: зал красиво убран, а передо мной стоит парень, который так много значит для меня.
Но я должна сосредоточиться на завтрашнем вечере. А не на этих чувствах.
– Прости меня, – повторил Джеймс. Хотя его взгляд печален и полон боли, он впервые с тех пор, как все произошло, совершенно искренен. В этот момент Джеймс не сдерживался и ничего не скрывал – я видела в его глазах надежду и сожаление, и это заставляет меня дышать прерывисто.
Это – мой Джеймс.
Мой Джеймс.
Совершенно все равно, что между нами произойдет: он всегда будет частью меня, равно как и я буду частью его.
Эта мысль потрясла до глубины души и встряхнула мое крепко запечатанное сердце.
– Я вел себя как идиот, – прошептал он и поднял ладонь к моему лицу.
Все заготовленные мной слова исчезают, когда я ощущаю на щеке тепло его ладони. Мне приходится закрыть глаза, настолько этот момент прекрасен.
– Когда отец сказал о смерти мамы, казалось, будто мир обрушился на меня и погреб под собой. Я больше не мог ясно думать и разрушил то, что было у нас с тобой, и я так сожалею.
Глубоко во мне что-то прорвалось – меня затопило волной чувств, которые я считала давно преодоленными.
Я медленно открыла глаза.
– Ты так больно ранил меня, – прошептала я.
Джеймс в отчаянии прошептал:
– Я так раскаиваюсь в том, что причинил тебе боль, Руби. Как бы я хотел отмотать все назад – чтобы этого никогда не было.
Я отрицательно помотала головой:
– Я не знаю, смогу ли это когда-нибудь забыть.
– Ты и не должна. И я тоже никогда не забуду. То, что я сделал в тот вечер, было самой большой ошибкой в моей жизни. – Он с дрожью набрал в легкие воздуха. – Я пойму, если ты не сможешь меня простить. Но ты должна знать, что я очень жалею об этом, всем сердцем, – он сомкнул губы и коротко глянул вниз. Потом усиленно заморгал. Я видела, что он борется со слезами. При этих его словах у меня самой защипало в глазах.
Джеймсу понадобилось какое-то время, пока он овладел собой.
