– Теперь я знаю, чем займусь ночью, – сказал Рен после некоторой паузы.
– И чем же?
В его темных глазах блеснули искры.
– Перечитаю все твои записи. От начала до конца.
Тут я поневоле улыбнулась:
– Ты много на себя берешь. Я пишу уже полтора года, как минимум два раза в неделю.
– О’кей, – протяжно сказал он. – Тогда мне понадобится на это больше времени.
В этот момент хор замолк, и я захлопала в ладоши. Мужчина внизу, в вестибюле, резко остановился и задрал голову вверх, в нашу сторону. Я быстро пригнулась, надеясь, что он нас не обнаружил. Я ведь даже не знала, разрешается ли нам тут находиться.
Рен тихо рассмеялся:
– Кажется, ты боишься, что нас с тобой застукают.
– Если моя сестра узнает, что я проводила время с молодым человеком в темном углу, она с ума сойдет.
Моментально всякое веселье смылось из глаз Рена. Он открыл рот и тут же закрыл его. Не знаю, что уж он хотел сказать, но до слов дело не дошло. Наконец он вздохнул:
– Тогда, пожалуй, лучше проводить тебя вниз. Я надеюсь, Руби еще не заметила твоего исчезновения.
Я почувствовала разочарование, но, по всей видимости, он был прав.
Рен поднялся и подал мне руку. Словно это было само собой разумеющееся, я приняла ее, и мы вместе пошли вдоль галереи и вниз по лестнице, пока не остановились у входа в зал.
– Спасибо, что спасла вечер, Эмбер, – сказал Рен, и его слова звучали искренне.
Когда он улыбнулся мне в последний раз, мной овладело внезапное желание удержать его, чтобы он не уходил. Но он уже повернулся.
В животе у меня что-то тоскливо сжалось. Я страстно надеюсь, что это не последняя моя встреча с Реном Фицджеральдом.
21
Руби
Я не спала ни минуты.
Вместо сна я всю ночь провела в размышлениях, что же произошло на вечере. Именно сейчас, когда мы с Джеймсом снова осторожно сблизились, произошел такой резкий откат назад. Больше всего меня огорчает то, что я не смогла собственными словами рассказать Джеймсу, что тогда произошло между мной и Реном. Еще на вечере я написала ему, что хотела бы объясниться, но он до сих пор не ответил. Могу понять, как он разочарован во мне. С другой стороны, его молчание сводит меня с ума.
Лежа в постели, я рассеянно смотрела на приглашение из Оксфорда, которое распечатала и повесила на доску над моим столом. Как всегда, при виде этой бумаги желудок сделал радостное сальто, но я думала и о том, что Джеймс сказал два дня назад.
Тот человек, которого ты узнала в Оксфорде… вот это и был я. Хоть бы у нас с тобой было больше времени, в которое я мог бы тебе это доказать.
При мысли, что теперь слишком поздно, у меня перехватило горло. Со стоном горечи я встала и оделась. Мне нужно немедленно покинуть эту комнату и на что-то отвлечься, иначе я свихнусь.
Я прокралась к Эмбер и, увидев свет под ее дверью, с облегчением вздохнула.
– Эмбер? – окликнула я.
– Входи, – позвала она, и я открыла дверь.
Сестра лежала на животе в кровати и улыбалась, глядя в телефон. Когда она заметила мой любопытный взгляд, щеки у нее порозовели, и она быстро сунула телефон под одеяло.
– Что ты делаешь? – спросила я.
– Читаю комментарии к моей новой записи, – незамедлительно ответила она. Если бы не этот ее румянец на щеках, я бы ей безоговорочно поверила.
– У тебя такой вид, будто я застукала тебя за чем-то неприличным, – сказала я, садясь на край ее кровати.
– Ну, на мне же спальная пижама. Что тут может быть неприличного? – спросила она, поигрывая бровями.
Я ответила на ее улыбку. Потом кивнула в сторону коридора:
– Пойдем со мной завтракать? Я не хочу предстать одна перед любопытными взглядами родителей. У них будет тысяча вопросов, как вчера все прошло.
Эмбер вздохнула, но выбралась из кровати и сунула ноги в шлепанцы. Тратить силы на переодевание она не стала. Так и пошла вниз в пижаме, на которой были изображены милые белочки и орехи. Свой телефон она крепко сжимала в руке, и я видела, как его экран то и дело вспыхивал. Уж не Киран ли ей пишет сообщения? Кажется, вчера они нашли общий язык.
– Доброе утро, – сказал папа, увидев нас в дверях кухни, и поднял вверх очки для чтения. Он как раз читал электронную книгу, которой пользовались мы все и на которой поэтому было записано множество разных книг. Смесь из современных романов, триллеров, фэнтези и английских классиков.
– Доброе, – ответили мы с Эмбер и подсели к нему за кухонный стол.
– Эй, – воскликнула мама, входя из кухни, – да вы уже встали. – Она взволнованно спросила: – А ты вообще-то хотя бы сомкнула глаза ночью, Руби?
Папа и Эмбер с любопытством посмотрели на меня.
Я отвела взгляд и взяла себе тост:
– Конечно, сомкнула!
– Ну, теперь я могу понять, как ты уработалась, – неожиданно сказала Эмбер. Я удивленно подняла нее глаза. – Никогда бы не подумала, сколько всего нужно сделать и организовать для такого вечера, и за всем нужно проследить. Тут с ума сойти можно.
Я благодарно ей улыбнулась:
– Ну что ты, продолжай.
Мама подвинула ко мне сливочное масло и яблочное варенье:
– Ну, расскажите же про ваш вечер.
– Все прошло по плану, – сказала я, намазывая тост. – Я довольна.
Мама уже привыкла к моим скупым ответам, когда дело касалось Макстон-холла, и тут же обратила свой взгляд к Эмбер. Но та под столом набирала сообщение в своем телефоне и даже не заметила, что мама с ней заговорила.
– А ты чего так ухмыляешься, Эмбер? – вдруг спросил папа за секунду до того, как я сформулировала тот же самый вопрос.
Она подняла на нас глаза:
– Я вообще не ухмыляюсь.
Папа только приподнял одну бровь, тогда как мама – несколько энергичнее – добавила:
– Расскажи нам о вчерашних впечатлениях.
Я надкусила тост, пожав плечами, и уставилась на Эмбер с таким же ожиданием, как и родители.
– Было очень круто, – начала, наконец, она с искренним воодушевлением. – Школа такая красивая, Интернет этого не передает. А в каких нарядах там были люди! Один лучше другого.
Она со вздохом налила себе в чашку чаю.
– И это все? Больше ничего не добавишь? – спросила мама.
Мне было удивительно, почему она с таким упорством допытывается. Неужели причина лишь в том, что мама почуяла единственный шанс хоть из кого-то выжать сведения о вечеринках в Макстон-холле? Или она беспокоится за Эмбер? То, что она разрешила Эмбер сопровождать меня, стоило нам недели уговоров. А может, за всем этим стоит какое-то другое объяснение?
