Этот звук вырвал меня из транса. Тяжело дыша, я отодвинулся от нее.
Хотя мы были сейчас так близки, как не были уже очень давно, к большему мы не готовы. По-прежнему оставалась граница, которую нельзя преодолеть с ходу, и Руби спрятала лицо у меня на шее, и я знал, что она думает о том же самом.
Я гладил ее спину – секунды, минуты, часы. Казалось, что в этот момент существуем только мы вдвоем. Только мы на целом свете.
Не знаю, сколько мы так стояли, но когда, наконец, разомкнулись, казалось, что прошла вечность.
Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. Руби разгладила челку, а я свой пуловер. Было очевидно: мы оба не знаем, что делать дальше.
Я откашлялся:
– Мне надо…
– Как дела… – в тот же момент начала Руби, и мы оба тихо рассмеялись.
– Говори ты первая, – сказал я.
Руби улыбнулась:
– Я хотела спросить, как дела у Лидии. Вчера вечером я ее не видела.
– У нее все хорошо. Время от времени еще случаются приступы тошноты, поэтому она пропустила вчерашний вечер.
Руби озабоченно наморщила лоб:
– А все остальное в порядке, ведь так?
Я кивнул:
– Да, пожалуй, все нормально.
Как приятно было сознавать, что при Руби не нужно следить за речью и можно говорить все как есть. Она знает все наши тайны, и нет ничего, что я не мог бы с ней обсуждать. Даже не знаю, стоит ли мне ей когда-нибудь показывать, как много это значит.
Неожиданно Руби схватила меня за руку и потянула к кровати. Желудок нервно подпрыгнул, потому что какое-то время я вообще не понимал, что бы это могло значить. Но Руби уселась на кровать скрестив ноги и указала на место рядом с собой. Во мне заиграло чувство разочарования и одновременно облегчения, и я сел рядом с ней.
– Как у тебя дела с ответом из Оксфорда? – спросила она.
Тепло внутри сменилось на ледяной холод. Я взглянул на Руби с испугом.
– О’кей, это, пожалуй, и было ответом на мой вопрос, – сказала она и одарила понимающей улыбкой.
– Ты же знаешь, как я отношусь к Оксфорду.
– Звучит так, будто у тебя особые отношения с университетом.
Я поднял бровь:
– Кто бы говорил. Думаешь, я не заметил, как ты изрисовала сердечками распечатанный ответ из Оксфорда? – сказал я, указывая на ее настенную доску над письменным столом.
Руби уставилась на меня, застигнутая с поличными. И потом улыбнулась:
– Ну хорошо. Застукал. Но ты так и не ответил на вопрос.
Я немного подумал.
– Я в восторге, что ты радуешься положительному ответу. Просто порадуйся за нас обоих, – ответил я как можно более дипломатично.
Руби закатила глаза. Прежде чем я среагировал, она схватила одну из подушек и влепила мне ею по голове. В первый момент я лишь растерянно заморгал, но потом быстро обернулся к ней:
– Так всегда делает Лидия. Ей я не могу дать сдачи из страха навредить. Но уж с тобой-то… – и я тут же схватил подушку и швырнул ее в Руби. – С тобой другое дело.
Она среагировала быстрее, чем я мог ожидать. Схватив эту подушку, она ударила меня ею два раза подряд. Третьего удара я не допустил, крепко удержав ее запястье.
Щеки Руби раскраснелись, дыхание участилось, а волосы растрепались. Все во мне так и взывало наклониться к ней и целовать.
Я быстро отпустил ее. Откашлялся и отсел подальше.
– Но ты примешь приглашение Оксфорда? – спросила Руби после паузы.
Я кивнул:
– Да. А тебя и спрашивать не нужно, так?
Я рискнул взглянуть на нее, когда жар, душивший изнутри, немного схлынул. Руби смотрела на меня ласково, и хотя было заметно, что она себя сдерживает, я понял, как она рада мне.
– Разумеется, я приму приглашение. – Она помедлила. – Я, правда, задумываюсь, что делать, если мне не дадут стипендию. Я уже собрала всю информацию о возможностях поддержки, но на эти программы каждый год подают заявки так много студентов, поэтому я не знаю, велики ли мои шансы. Без поддержки я не смогу позволить себе учебу. – Было прямо-таки больно видеть, как радость уходит из ее глаз, сменяясь страхом. – И тогда даже не знаю, что я буду делать.
– Я не сомневаюсь, что шансы у тебя хорошие, – уверенно сказал я.
– В любом случае я буду бороться до конца, – решительно сказала она, и в этот момент у меня не было сомнений, что Руби сможет всё, за что ни возьмется.
– Мама всегда прилагала усилия к тому, чтобы «Бофорт» ежегодно поддерживал разные проекты. Наверняка среди них есть и стипендии. Я разузнаю, если хочешь, – осторожно предложил я Руби. Появился страх перейти границу дозволенного. Надеюсь, что этого не произошло.
Руби помедлила, но я с облегчением увидел, что выглядит она скорее задумчиво и вовсе не находит мое предложение наглым.
– Да, было бы круто, – сказала она, наконец. – А как обстановка у вас дома?
Взгляд ее стал совсем мягким, когда я заговорил о маме, поэтому меня не удивила внезапная смена темы.
Я немного подумал, прежде чем что-то ответить.
– С Лидией все хорошо, а отец… есть отец. Я мало его вижу, и с самого декабря мы почти не разговаривали.
– Звучит не очень хорошо, – пробормотала Руби.
Теперь я пожал плечами:
– Так лучше. Я все еще злюсь на него. Ни я, ни Лидия никогда не забудем, что он не сказал нам о том, что случилось с мамой.
– Я никогда не дралась, но думаю, что тоже набросилась бы на него.
Представив эту сцену, я не мог сдержать ухмылку. К сожалению, это длилось недолго.
– Меня злит, как он обращается с Лидией, – сказал я со всей серьезностью. – Как раз сейчас, когда на нее навалилось столько разных проблем.
– А что он делает? – спросила она, нахмурившись.
– Отец постоянно дает понять, что она дура, и это зверски бесит. А то, что Оксфорд одобрил ее поступление, он не хочет даже принять во внимание.
Руби скривила рот:
– Все, что ты о нем рассказываешь, просто бесит. Неудивительно, что ты рад, когда его нет дома.
Обычно я ненавижу такие разговоры. Как правило, я меняю тему или ухожу от нее, но с Руби получается так естественно – сидеть на кровати и разговаривать о проблемах моей семьи.
Я думаю, к такому бы я привык.
– О чем ты думаешь? – вдруг спросила Руби.
Я только помотал головой. В горле застрял комок, как я ни старался подать голос, не получалось.
– Джеймс? – неуверенно окликнула Руби.
– Я просто рад, что мне можно быть здесь, – хрипло ответил я.
