Я тяжело сглотнула:
– Господин ректор, вообще-то я думала, что весенний бал прошел успешно. Если что-то сделано не так, то мне очень жаль, но… – Я не успела закончить фразу, как ректор выдвинул из стола ящик, извлек из него четыре распечатанных фотоснимка и подвинул к нам.
– Эти снимки предоставил один из встревоженных членов родительского комитета, – невозмутимо продолжал он.
Я услышала, как мама резко набрала в легкие воздуха. Снимки были темные, и поначалу я ничего не могла на них разглядеть, пока не опознала себя.
На снимках была я.
Я взяла один из них и поднесла ближе к глазам.
Я не сразу смогла понять, откуда он взялся – снимок сделан на вечеринке Back-to-School? Только там на мне было зеленое платье.
Но на фото я не одна. Рядом со мной мужчина.
Мистер Саттон.
И выглядело все так, будто мы целовались.
Я припомнила, что мы разговаривали. Но мы никогда не стояли так близко друг к другу. Я понятия не имела, кто сделал этот снимок, но он явно сделал это умышленно – чтобы опорочить меня или Саттона.
– Это совершенно невинная ситуация. Я…
– Мисс Белл, кажется, вы не понимаете, – перебил ректор Лексингтон. – Эти снимки прислал член родительского комитета, и один из наших учеников подтвердил, что видел вас вместе с мистером Саттоном.
– Но мы всего лишь разговаривали! – возмутилась я.
– Руби, следи за языком, – предостерегла мама. Глянув на нее, я покрылась холодным потом.
Такой я маму никогда не видела – она была бесконечно разочарована. Но не успела я ничего сказать в свою защиту, как ректор Лексингтон продолжил, и мама отвернулась от меня.
– За все двадцать лет моей работы подобного не случалось, мисс Белл. Я не допущу, чтобы доброе имя школы уничтожили из-за недопустимой интрижки.
– Не было никакой интрижки! – воскликнула я.
Я не могла поверить в происходящее. Все больше походило на страшный сон.
– У меня есть друг, – быстро заговорила я. – У меня… у меня не было никакой интрижки с учителем. Я бы никогда не сделала ничего подобного, клянусь.
Я не могла сказать, что с мистером Саттоном была Лидия. Не могла, тем более после того, через что ей предстояло пройти. Я никогда не злоупотребила бы ее доверием.
– Мне кажется, до вас не доходит вся серьезность ситуации, Руби, – продолжал ректор Лексингтон, потрясая одной из фотографий. – Полагаю, вам лучше покинуть нашу школу. Вы и мистер Саттон оба немедленно будете исключены из колледжа Макстон-холл.
Тишина.
Казалось, будто кто-то выдернул штекер. У меня в ушах все еще стояли гудки. Секунды тянулись словно в замедленной съемке, рот ректора Лексингтона шевелился, но я больше ничего не слышала.
– Вы не можете это сделать, – шепотом сказала я. – У меня уже есть приглашение в Оксфорд.
Ректор Лексингтон не ответил, он лишь сложил фотоснимки вместе и сунул назад в конверт. Конверт был коричневый, в углу я различила штамп, предположительно отправителя. Я сощурилась и разглядела до боли знакомую витиеватую черную букву Б.
Мое сердце дрогнуло.
Этого не может быть.
Никто из них не мог это сделать.
Они не могли так оболгать меня.
Джеймс, Лидия…
– Кто из учеников дал показания? – спросила я, почти потеряв голос.
Ректор почти сострадал мне.
– Это закрытая информация, мисс Белл. Не угодно ли вам теперь покинуть мой кабинет? Относительно отчисления мы направим вам письменное подтверждение. Хорошего дня.
Он начал копаться в стопке бумаг на столе и затем устремил взгляд на монитор компьютера – недвусмысленный намек, что мы свободны.
Совсем. Окончательно. Нет.
– А известно ли вам, как я рвала задницу для этой школы? – вдруг вырвалось у меня.
Ректор Лексингтон медленно поднял недоуменный взгляд:
– Не вынуждайте вызывать службу безопасности, мисс Белл.
– Вы не можете вышвырнуть меня из школы только потому, что я здесь на стипендии и у меня нет богатых родителей, которые могли бы подсунуть вам деньги, как только кто-то пустит подлый слушок.
– Я бы попросил вас! – с негодованием воскликнул ректор Лексингтон.
– Вы подлое…
– Руби! – резко воскликнула мама. Она схватила меня за локоть и подняла со стула.
Без лишних слов она вытащила меня из кабинета в приемную. Я кипела от ярости и все три метра до выхода, не отрываясь, смотрела на ректора Лексингтона, пока мама не захлопнула за нами дверь.
Того, что произошло, не могло быть. Это просто нереально.
Мотая головой, я повернулась к матери:
– И ты в это веришь? Каким больным надо быть, чтобы выдумать такое? – спросила я.
Мама не смотрела мне в глаза.
– Я так и знала, что случится что-то такое, когда мы послали тебя в эту жуткую школу.
Я вздрогнула, и глаза у меня расширились:
– Что-о?
Мама отрицательно мотала головой:
– Руби, как ты только могла это сделать?
– Я же сказала, что не было этого! – воскликнула я.
Если даже собственная мать не верит мне, то я не знаю, что делать. Меня охватило отчаяние, оно затруднило дыхание.
– Мама, ты должна поверить, я никогда не целовалась с учителем.
– Я бы тоже никогда не подумала, что ты будешь нас обманывать ради того, чтобы переспать с другом, но, кажется, в последние месяцы все изменилось.
Я смотрела на нее раскрыв рот.
Мама глубоко вздохнула и тихо пробормотала:
– Мне больше нечего тебе сказать, Руби. Ты меня совершенно разочаровала.
Глаза наполнились слезами. Я искала, что ответить, и не находила слов. Я не чувствовала собственного тела, словно контуженая. Единственное, что пронеслось в голове, это вопрос, кто же, черт возьми, сделал эти снимки.
– Мама…
– Пожалуйста, поезжай домой на автобусе, – перебила она меня, тяжело сглотнув. – Мне надо поговорить с отцом.
– Я этого не делала, мама.
Не обращая внимания на мои слова, она поправила на плече ремешок сумочки и вышла в коридор.
Я осталась одна.
Слова ректора Лексингтона повторялись у меня в голове как заевшая пластинка.
Вы оба немедленно будете исключены из колледжа Макстон-холл.
Исключены. Незадолго до конца второго семестра. До того, как я получу свидетельство об окончании школы. Хотя дома на стене уже висит распечатанное письмо с приглашением в Оксфорд.
