Эванс Льюис ответно улыбнулся лорду. Как не понять? Он и сам о судьбе своего Майкла беспокоится и очень надеется на то, что его будущее будет связано с судьбой молодого Лорэла. Тому предстоит искать свое место в жизни, как когда-то младшему из сыновей лорда, Брэду Лорэлу, который, говорят, хорошее владение получил где-то на юге, на континенте. Такова жизнь.
Командир гарнизона, заметно ссутулившийся за последние годы, ушел. А барон остался у очага, размышляя о будущем разговоре с внуком. Стыдно признаться, но он волновался и ничего не мог с этим поделать.
А наверху так же волновалась Нада, не находя себе места в своей комнате с окном на синее озеро, занятой ею после смерти бабушки. Ей предстояло объясниться наконец с сыном. Она не считала себя вправе скрывать от него правду. Мальчик вырос и должен все узнать от нее. Он входит во взрослую жизнь и имеет право сам решать, каким путем идти. Она сделала все, что смогла, чтобы вырастить сына сильным и способным пробить себе дорогу в жизни. Птенец оперился и вот-вот расправит крылья. Как же он похож на отца! И такой же смелый, весь устремленный вперед, неугомонный и непоседливый. Вот и сегодня унесся куда-то с утра с дружком своим. А она ждет, места себе не находит.
Большой разговор, которого с таким волнением ожидали все трое, состоялся не в главном зале, как предполагал Генрих, а в комнате у матери. Комната на верхнем этаже донжона была не слишком велика и, пожалуй, мало подходила для важного разговора. Но она имела одно большое преимущество – была достаточно удалена от других помещений замка, и здесь можно было говорить без опасения быть услышанными посторонними ушами. Что за тайны кроются за этим? Генрих невольно почувствовал в своем теле дрожь необъяснимого беспокойства. Дед, придя вместе с ним, был непривычно тих. Мать, женщина в самом расцвете красоты, всегда спокойная и рассудительная, была на удивление бледна и казалась даже немного растерянной. Волнение мальчика стало еще сильней.
– Садись сюда, на скамеечку, сынок, – позвала она Генриха. – А ты, папа, устраивайся в кресле, здесь тебе будет удобно. Мне же не сидится что-то.
Нада и впрямь не могла усидеть на месте и принялась расхаживать по небольшой комнате – десять шагов в одну сторону, десять в другую.
– То, что я скажу тебе сейчас, Генри, очень важно, – начала она, не глядя на сына. – Это может изменить всю твою жизнь. Но я не намерена больше скрывать от тебя правду твоего рождения.
Женщина замолчала, собираясь с силами. Сын следил за ней тревожным взглядом. Он весь напрягся в ожидании раскрытия тайны, так тяготившей его в последнее время.
– Эту тайну знают только четыре человека, и все четверо свято хранили ее все эти годы. И будут хранить дальше. Кроме меня, в нее посвящены твой дедушка и твой дядюшка Брэд, который живет сейчас на континенте. И еще твоя тетка, леди Дебора Стэнтон, но она уберегла нашу тайну ото всех, даже от любимого мужа.
Мать снова замолчала, нервно сжимая руки и продолжая вышагивать по комнате. Волнение мальчика достигло предела.
– Что, мама? Что такого страшного в моем рождении, что о нем никто не должен знать? – не выдержал он.
Тут она повернулась к нему, взглянула в лицо сына огромными взволнованными глазами и почти прошептала:
– Страшного ничего, сынок. Но об этом лучше не говорить вслух. Твой отец – вовсе не рыцарь Филипп де Лан. Это мы с дедушкой придумали мифического мужчину, чтобы удовлетворить любопытство окружающих. Ты – сын погибшего двенадцать лет назад короля Англии Ричарда, которого подданные с гордостью называли Ричард Львиное Сердце. Да, сынок, это правда. И я ничуть не жалею о том, что произошло. Я очень любила его, твоего отца. Да и как его было не любить – красавец, храбрец, блестящий рыцарь. Самый блестящий из всех, кто жил на земле. И великий монарх, который хорошо заботился о своей стране, хотя практически и не жил здесь. Его мать, твоя бабушка королева Алиенора следила за тем, чтобы все на этой земле было так, как хотел он, и еще его доверенные люди, никогда его не подводившие. А он отвоевывал у французского монарха владения своего отца, твоего деда короля Генриха Плантагенета, так бездумно утерянные твоим дядюшкой, нынешним королем Иоанном, которого в народе по-прежнему зовут Джоном. На войне с Филиппом и погиб твой отец, пораженный арбалетной стрелой, засевшей в его плече и отравившей его своим ядом.
Женщина на мгновенье замолчала, вновь болезненно переживая давнюю боль, так и не затихшую в ее сердце. Генрих потрясенно молчал, глядя на мать широко открытыми глазами. Глазами ее любимого Ричарда.
– Меня не было с ним, когда это произошло, сынок. Тогда тебе было четыре года, и мы жили здесь, в замке моего отца. Твой дед Кевин принял меня, несмотря на то что я, по меркам людской морали, согрешила. Ведь я несколько недель жила с королем, зная о том, что у него есть жена. Пусть далеко, пусть нелюбимая, но законная. Я любила его всем сердцем, и никто другой мне не был нужен. А он любил меня так, как мог любить король и неизменно преданный своему рыцарскому долгу мужчина. Для него не было ничего выше рыцарской чести. Он весь отдавался сражениям. Он был великим полководцем, безоглядно смелым и сильным воином, твой отец. Он был для меня единственным, другого такого нет.
Нада замолчала и наконец посмотрела сыну прямо в глаза. Посмотрела требовательным взглядом, желая знать, осуждает он ее или, наоборот, гордится.
Генрих гордился и прямо сказал об этом:
– Ты – удивительная женщина, мама. Если такой мужчина, как король Ричард, которого и сейчас хорошо помнят и почитают в Англии, любил тебя, то ты определенно женщина необыкновенная. Я горжусь тобой. И безмерно горжусь тем, что у меня был такой отец. Наконец-то я узнал правду, которая так тревожила меня все время. Но почему это надо держать в секрете? Почему нельзя говорить об этом вслух?
– Ты еще слишком молод, мой мальчик, и многого не понимаешь, – вступил в разговор барон Кевин, у которого камень с души упал после такой реакции внука. – Мы живем теперь под властью короля Джона, человека злобного, злопамятного и слишком сильно любящего власть. Он, не задумываясь, велел жестоко убить своего родного племянника Артура, сына его старшего брата Жоффруа Плантагенета, герцога Бретани. Ему было всего шестнадцать, молодому герцогу, когда родной дядя пленил его и велел умертвить.
Барон перевел дыхание и, покинув удобное кресло, стал расхаживать по комнате, как недавно это проделывала его дочь. Но речь свою продолжил:
– Мальчик, конечно, был не ангел и претендовал на трон, поскольку твой отец одно время склонялся к тому, чтобы сделать его своим наследником. И пошел на поводу у французского короля Филиппа, которому были выгодны любые распри в английском королевском доме. Глупый Артур, подстрекаемый французским монархом, позволил втянуть себя в военные действия и совершил большую ошибку. Он осадил крепость Мирабо, где в это время находилась королева Алиенора, его и твоя бабушка. Королева-мать не слишком любила своего младшего сына, но изо всех сил поддерживала его королевскую власть. Она совсем не желала отдавать трон в руки бретонской родни и организовала успешную оборону замка. А было ей, заметь, тогда уже под восемьдесят лет. Потрясающей женщиной была твоя бабушка, неукротимая Алиенора Аквитанская!
