Генрих весь обратился в слух. Решение было очень привлекательным и, кажется, вполне подходящим. А барон приосанился, видя такой интерес к своим словам, и принялся вводить молодого кузена в курс дела.
– О Бретани можно говорить много, это очень интересный край. Когда-то давно неуемный первый Плантагенет, твой тезка, взял ее под свою жесткую руку и сделал герцогом бретонским своего второго сына Жоффруа. Но потом наш хитроумный король Филипп Август вознамерился подчинить эту землю себе. Он исхитрился организовать брак между наследницей погубленного злокозненным Иоанном Артура и своим троюродным братом Пьером де Дре, сделав его таким образом герцогом Бретани. Но тут он крупно просчитался.
Барон от души рассмеялся.
– Новый герцог оказался умней и хитрей короля. Он умудрился вывести герцогство из-под влияния Англии, однако не позволил и Филиппу наложить на него лапу. О! Это был блестящий правитель, рыцарь без страха и упрека. Своему наследнику, нынешнему герцогу Жану, он оставил крепкую герцогскую власть и свой родовой символ, ставший гербом Бретани, – горностая.
Барон ненадолго задумался.
– Нынешний же герцог, как и его отец, имеет крепкую руку и достаточно смелости, чтобы успешно удерживать бразды правления, не особо считаясь с применяемыми средствами. Он уверенно придавливает к земле непокорных, слишком высоко поднимающих головы вассалов и отчаянно воюет за власть с духовенством, как я уже говорил. Не правда ли, вполне подходящий сеньор для твоих целей?
Он снова улыбнулся.
У Генриха загорелись глаза. Вот такой вариант подходил ему как нельзя лучше. Бретонские герцоги были в дружественных отношениях с английскими монархами на протяжении многих лет, в таком союзе для него не было ничего зазорного.
– Вот и славно, мой дорогой мальчик, – удовлетворенно заключил барон, оценив его реакцию. – Теперь для верности я еще посоветуюсь с отцом Годардом в Анже. Он знает все. Этот святой отец хоть и не к Нантской епархии относится, а к Реннской, всегда в курсе всех свежих новостей. Вот прямо завтра и отправлюсь. Нам не стоит терять время. Лето ведь к концу идет.
Генрих взглянул на кузена с тревогой – сможет ли он после столь тяжелой болезни преодолеть путь, даже не слишком и дальний? А баронесса Жаклин, как раз в этот момент вошедшая в комнату, искренне возмутилась.
– Тебе же нельзя еще выезжать из дома, дорогой, – взволнованно заявила она, – вспомни, что лекарь говорил. Поездка верхом может просто убить тебя.
Барон улыбнулся жене, а потом уверенно отмел ее возражение.
– Никто и не говорит о поездке верхом, – заявил он непререкаемым тоном, – я велю заложить коляску. А тут и ехать всего ничего. И погода хорошая. Одним словом, я отправляюсь.
Когда милый и сговорчивый Шарль начинал разговаривать таким тоном, спорить с ним, как знала супруга, было бесполезно. И она лишь вздохнула, отвернувшись.
На следующее утро барон д’Этьен, как и намеревался, отправился в Анже. Вернулся он уже в сумерки, усталый, но очень довольный.
– Все складывается наилучшим образом, мой мальчик, – удовлетворенно произнес он, когда они удобно уселись в гостиной, и даже потер руки от удовольствия. – Сейчас, оказывается, самый подходящий для тебя момент. Ты все-таки очень своевременно приехал к нам.
Генрих только улыбнулся в ответ и приготовился внимательно слушать.
– Дело в том, что наш король Людовик из шкуры вон лезет, чтобы заключить с Генрихом Английским мир, который они оба так тщательно готовят. И время уже подходит – до конца года вопрос должен быть закрыт. А тут, представь себе, складывается такая пренеприятная и даже опасная обстановка.
Барон удобней устроился в своем кресле и пригубил кубок с вином, потом продолжил:
– Воспользовавшись тем, что граф Пуату Альфонс де Пуатье, младший брат нашего короля, целиком поглощенный подготовкой мирных переговоров, уже давно находится в Париже, а не в своем домене, его вассал виконт де Туар поднял мятеж. Можешь себе представить всю остроту момента? Ведь речь идет как раз о спорной территории, от которой должен отказаться Генрих Английский. Для Людовика это просто катастрофа.
Генрих слушал очень внимательно, но пока что не мог уловить, в чем суть, и барон понял это по его глазам.
– Тебе надобно знать, мой мальчик, что виконтство Туар – это особое феодальное владение в пределах нашего королевства, – принялся объяснять ему сложившуюся у них обстановку кузен. – Это пограничная земля в графстве Пуату, и за время правления здесь Плантагенетов владетели феода, верно им служившие, получили солидное прибавление к своим землям. Представь себе, им удалось завладеть аббатствами Бургейл и Мармутье, а это достаточно богатые монастыри, а также взять под свою руку сеньории Эрво, Аржантон, Брессюир и Молеон. И виконт де Туар совсем не уверен в том, что французский монарх сохранит за ним эти владения. Понял теперь?
Генрих кивнул, наконец ему стало ясно, о чем идет речь.
– И Людовику не осталось ничего другого, как направить герцога бретонского в Туар подавить мятеж. Как его вассал, герцог не может отказаться и уже собирает войско. А епископ Нанта, все еще не забывший об утрате таких отличных земель, захваченных под герцогский замок, вовсе не намерен помогать Жану Рыжему. Зато очень оживился епископ Реннский. Там как раз сменилась духовная власть и бразды правления принял относительно молодой и энергичный Морис де Трезигиди. Он собирает в помощь герцогу немалый отряд. Ты со своими людьми, кузен, тоже выступишь от имени епископа Ренна. Но добираться до Нанта вы будете порознь.
Теперь Генрих понял, в чем выгодность момента. Это будет достаточно быстрая кампания, не особенно трудная и очень перспективная. Если удастся показать себя с лучшей стороны, рыцарские шпоры ему обеспечены. Тем более что отец Годард пообещал организовать передачу герцогу письма – ходатайства за молодого дворянина из поместья барона д’Этьена от имени самого епископа Мориса. Это дорогого стоило. И молодой Лорэл от всего сердца поблагодарил кузена. Теперь дело только за ним, за доблестью в битве – его самого и его людей. Но в своих людях Генрих был уверен. А они с радостью принялись готовиться к выступлению в Нант.
До конца лета оставались считаные дни, но погода стояла благоприятная – тихая, теплая и сухая. И тут как раз вернулись гонцы из Англии. Они привезли много новостей. Генрих с нетерпением вскрыл письмо отца и впился взглядом в такой знакомый почерк.
Прежде всего барон Ален возблагодарил Господа за счастливое избавление сына от нависшей над его жизнью угрозы. Он казнил себя за недостаточно серьезное отношение к старой семейной тайне, которую, как показали нынешние события, было рано оставлять в прошлом. Сложившуюся в поместье племянника обстановку он вполне понимал, а потому приветствовал решение, принятое Шарлем д’Этьеном. «Это хорошее решение нашей семейной проблемы, – писал он, – поскольку ты, родной внук барона Брэда, моего отца, возьмешь со временем в руки его поместье. Это замечательно, считаю я, сынок, и лучшее из того, что ты мог найти для себя. Да, далеко, да, на континенте, но я ведь там родился, и это значит, что и для тебя это родная земля тоже».
