Он без устали колесил по Европе, выискивая неучтенных евреев, договариваясь с транспортным ведомством и местными властями о вывозе евреев в лагеря уничтожения. Власти почти всегда шли ему навстречу. Только в Дании и Голландии у Эйхмана возникли затруднения: здесь не хотели выдавать евреев.
Зато он обнаружил, что кое-где даже обошлись без его помощи. Литовцы, латыши и эстонцы сами уничтожали своих евреев. Прибалтов быстро догоняли украинцы и хорваты. С удовольствием избавлялись от евреев поляки. Практически все лагеря уничтожения были построены на территории Польши: немцы знали, что поляки возражать не станут. Везде Эйхман легко находил единомышленников: они помогали ему отправлять евреев поближе к газовым камерам.
За редчайшим исключением никто не пожелал помочь евреям. Этот мотив возникнет потом и во время суда в Иерусалиме.
Сотни тысяч людей жили рядом с лагерями смерти. Они шли пешком на работу, вдыхая запах горящего человеческого мяса. Когда смотрели в ту сторону, то видели нескончаемые клубы дыма, поднимавшиеся в небеса.
Дома их соседей опустели: исчезли люди, которые жили рядом. Они стояли и смотрели, как избивали евреев, как их штыками загоняли в вагоны, везли за сотни километров без воды и пищи. Видели, как их заставляли бежать — полумертвых, полубезумных, в крови и экскрементах, — бежать в «раздевалку», откуда открывалась «дорога в небеса», как говорили немцы, — в газовые камеры.
Что чувствовали эти свидетели террора? Что они думали об эсэсовцах и их подручных из числа местного населения? За малым исключением они были равнодушны к происходившему. Или даже благодарны эсэсовцам:
— Евреи сами во всем виноваты. Разве они не были богатыми? Разве они не контролировали весь капитал? Разве они не эксплуатировали нас?
Католики, хотя и им тоже досталось при Гитлере, увидели в нацистах инструмент, способный избавить мир от «народа, распявшего Христа». Вполголоса они говорили друг другу: «После войны поставим памятник Гитлеру за то, что избавил нас от этих». Пройдут годы, и Папа Римский Иоанн-Павел II попросит прощения за это позорное поведение европейских католиков. Он изменил католический катехизис, который возлагал на евреев коллективную вину за распятие Христа, и покаялся перед Богом за грехи католиков — инквизицию, крестовые походы и антисемитизм. Он несколько раз повторил, что евреи — старшие братья христиан по вере, что Христос, Дева Мария и апостолы были евреями. Но когда Адольф Эйхман занимался окончательным решением еврейского вопроса, до этих слов Папы Римского Иоанна-Павла II было еще далеко…
Эйхман с возмущением реагировал на любые попытки спасти евреев, полуевреев или евреев на четверть. Он воспринимал это как личную обиду, словно его лишали самого дорогого в жизни. «Значительно разумнее уничтожить их всех», — объяснял он.
После войны его искали полтора десятка лет. За это время в представлении людей он превратился в настоящее чудовище. Агенты израильской разведки, которые вывезли его из Аргентины, были поражены, увидев самого обычного, скорее, даже жалкого человечка. И это он истребил шесть миллионов?!
На суд в Иерусалим приехали многие видные ученые: они хотели понять феномен Эйхмана. Среди них была Ханна Арендт, крупнейший немецкий социолог и философ. Она пришла к выводу, показавшемуся тогда неожиданным.
Эйхман — не дьявол, не фанатик, не маньяк, не садист. «Во время суда каждый мог убедиться, что этот человек не чудовище, — писала Ханна Арендт. — Он — нормальная среднестатистическая личность. Не слабоумный, ни зацикленный идеологически, не циничный».
Эйхман был образцовым немецким чиновником. Полдюжины психиатров подтвердили, что Эйхман — вполне нормален.
«Банальность зла» — это формула Ханны Арендт. Это объяснение позволяло каким-то образом понять необъяснимое: нормальный, сточки зрения психиатров, человек годами методично убивает людей и считает это своим долгом.
Эйхман готов был принять это объяснение, считая, что такое толкование его поступков избавляет его от ответственности.
— Вы должны мне поверить, — убеждал Эйхман захвативших его израильских оперативников. — Я ничего не имею против евреев. Я просто выполнял порученное мне дело. Я никогда не был антисемитом. Мне даже нравились евреи. У меня были друзья евреи. Когда я приезжал перед войной в Палестину, то в Хайфе всегда нанимал евреев-таксистов. Евреи мне нравились больше, чем арабы.
Он, кажется, даже верил в то, что говорил.
— Вы же солдат, вы выполняете приказ, — внушал он израильскому офицеру. — Почему вас удивляет, что и другие делают то же самое? Идея состояла в том, чтобы создать государство, свободное от евреев. Первоначально хотели всех евреев выслать из Германии. Но ни одно государство не согласилось принять всех евреев. Кто же виноват в их гибели: Германия или западный мир?
На суде Эйхман не отрицал своего участия в «окончательном решении еврейского вопроса», но наотрез отказывался признавать себя убийцей:
— Я никогда никого не убивал. Я занимался только тем, что находил евреев и отправлял их в лагеря. Таков был приказ фюрера. Я должен был подчиняться. Выбора у меня не было.
Само понятие «банальность зла» помогло многое понять в механизме тоталитарного государства. Тем не менее, на один вопрос ответа нет. Почему из десятков миллионов немцев именно Эйхман был выбран для «окончательного решения еврейского вопроса», почему он так рьяно взялся за это дело?
Уничтожение евреев стало для него не просто выполнением приказа, а делом всей жизни. Он был словно заворожен этой целью. Он не думал ни о чем другом.
— Уже в самом конце Гиммлер хотел, чтобы я остановился, — признался Эйхман израильтянам. — Он решил, что нам всем пора спасать наши шкуры. Я продолжал действовать. Если человеку поручено дело, он обязан довести его до конца…
В свое время иерусалимский суд поручил психиатру установить, является ли Эйхман психически вменяемым и может ли он предстать перед судом. Среди прочего израильский психиатр попросил Эйхмана сделать несколько рисунков, позволяющих заглянуть в характер человека. Через двадцать лет после суда на основании этих рисунков была организована еще одна экспертиза. Пятерых психиатров ознакомили с рисунками, не называя имени автора.
Вот их заключения:
«Это очень агрессивный человек. Он был когда-то воинственным, а теперь не имеет больше власти продолжать эту войну…
— Это человек, вызывающий страх. Ему свойствен садизм. В нем есть нечто от хичкоковских персонажей, он словно играет роль в фильме ужасов…
— Он чудовищно агрессивен, его гнев не знает границ…
— Этот человек буквально кипит от злости, но старается ее скрыть…
— Ярко выраженный садо-мазохистский тип. Агрессор, способный быть очень жестоким…»
Анализ рисунков может показаться не очень надежным методом исследования, но на самом деле он давно входит в инструментарий психиатров, позволяя определить не только интеллектуальные способности, уровень умственного развития, но и характерные черты подсознания. Клинический опыт, который собирается годами, позволяет психиатрам ставить точный диагноз.
