Забастовки стали показывать по телевидению, и Перец оказался первым израильтянином, который получил известность именно благодаря телекамерам. Жесткие методы Переца раздражали даже руководство профсоюзного объединения Гистадрут, которое отказывалось его признавать, подавало на него в суд, но вынуждено было отступиться.
Перец нравился рабочим и вскоре возглавил всеизраильский комитет портовых рабочих. В конце концов, он добился увольнения генерала Ласкова. А новый директор мудро начал свою деятельность с того, что отправил Переца и его профсоюзных помощников в длительное туристическое путешествие по Европе за счет администрации.
Перец умел наслаждаться жизнью. Даже во время забастовок он получал зарплату и премию. Администрация порта оплачивала его секретаршу. Эта секретарша долго продержала Вануну в приемной, а разговор оказался совсем коротким.
Перец давно научился разбираться в людях. Он увидел, что к нему пришел типичный неудачник, которому суждено всю жизнь обивать пороги. К тому же Вануну не работал в порту и не мог проголосовать за Переца… Знаменитый профсоюзный вожак не привык тратить время на тех, кто был ему бесполезен.
Вануну ушел от Переца разочарованным. Когда ему сказали, что у фанатичного борца за рабочее дело Переца две квартиры и две жены, он мрачно усмехнулся: от такого человека разве дождешься помощи?
У Переца, действительно, были две жены: одна официальная, которая рожала ему дочерей, и вторая, с которой он появлялся на людях, она родила ему сына.
Вануну попытал счастья еще у одного видного выходца из Марокко и тоже профсоюзного деятеля — Шаула Бен-Симхона.
Он был на двадцать с лишним лет старше Вануну и эмигрировал в Израиль в начале 1948 года. Еще до провозглашения еврейского государства Бен-Симхон успел вступить в подпольные боевые формирования Пальмах и участвовал в Первой арабо-израильской войне. Боевое прошлое помогло ему устроиться в мирной жизни.
Профсоюзной работой, как и Перец, он стал заниматься в портовом городе Ашдоде: работал на разных должностях, пока не стал секретарем рабочего совета города.
После Шестидневной войны 1967 года Бен-Симхон начал кампанию за иммиграцию в Израиль евреев — уроженцев Северной Африки, которые обосновались во Франции или других странах Западной Европы. Особенно зазывал молодежь, студентов, выбивал для них стипендии.
Путаясь в словах, Вануну сбивчиво стал жаловаться Бен-Симхону, который в отличие от Переца старался ничем не выдать своих чувств. Он с сожалением смотрел на еще одного несчастного выходца из Северной Африки, который оказался между двух миров. Много он видел таких молодых людей, которые не смогли найти себе место в Израиле, потому что им мешало их прошлое.
А Вануну с завистью разглядывал высокого, с седыми вьющимися волосами Бен-Симхона. Профсоюзный лидер следил за собой и был модно одет. Вануну обреченно решил, что и этот человек его не поймет: Бен-Симхон жил в ином мире. Дружил с такими знаменитыми людьми, как министры Моше Даян и Шимон Перес. Где же ему понять Вануну?
Бен-Симхон пригласил Вануну чаще бывать в союзе иммигрантов из Северной Африки:
— Там вы будете среди своих.
Но Вануну жаждал другого. Он хотел признания не среди своих. Он хотел, чтобы его признали своим те, кто стоял у власти. Он три года провел в армии, девять лет отработал в исследовательском центре в Димоне, честно исполнял свой долг. И что же? Служил-служил, а ничего не выслужил.
Если государство обращается с ним, как с пасынком, он лучше уедет. Он ничего не должен этой стране. Это Израиль перед ним в долгу.
Мотти продал свою квартиру в Беэр-Шеве, и у него собрались кое-какие деньги. Он не поехал ни в Соединенные Штаты, ни в Европу. Там ему нечего делать. Ему хотелось назад в Северную Африку, мечталось побывать в Марокко, но с его израильским паспортом там лучше не показываться.
И он полетел в Юго-Восточную Азию. Таиланд — рай для туристов, в аэропорту даже визы не требуется — при наличии денег и обратного билета. Мотти погулял по Бангкоку, осмотрел местные достопримечательности, но надолго не задержался. Таиланд — слишком шумное место, где ценят только американцев, которые сорят деньгами. Вануну экономил на всем и опять чувствовал себя обделенным жизнью.
Из Таиланда перебрался в Бирму, оттуда через неделю — в Непал, сонное королевство, затерянное в Гималаях. Тут ему больше понравилось. Это была бедная, неиспорченная страна, с удивлением разглядывавшая иностранцев. Мотти стал ходить в буддийские монастыри, познакомился с монахами и принял буддизм. Это оказалось совсем несложным делом — не то, что перейти в христианство или иудаизм с их скрупулезно разработанными обрядами.
Простая и ясная жизнь монаха показалась ему заманчивой.
Вместе с другими монахами он поднимался до восхода солнца и погружался в медитацию. Еда была скудной, день заполненным молитвами и тяжелым физическим трудом. Но скоро Мотти стал скучать. Язык непали он не выучил, да и говорить с монахами было не о чем.
Подумал, что, вероятно, не готов посвятить себя служению Будде: возможно, он поторопился… Но найти работу в Непале не было никакой возможности. Он мог только продать то единственное, что у него оставалось. Его сокровище умещалось в большом бумажном пакете.
Но кому его предложить?
Мотти раскрыл телефонный справочник Катманду и стал его просматривать. Пробежал глазами список посольств. Арабские страны, скорее всего, заплатили бы ему большие деньги. Но боялся, что арабы ему просто не поверят. Идти в западные посольства бессмысленно — американцы или европейцы отдадут его в руки Моссад. Он отправился в советское посольство, однако и там у него ничего не вышло.
Глава третья
Пенсионер из службы безопасности
Все посетители советского посольства в Катманду тщательно фотографировались местной полицией, снимки передавали американцам. Снимок Мордехая Вануну оказался достаточно четким. Некоторое время его фотография циркулировала по американским специальным службам, но никто молодым человеком не заинтересовался. Тогда его показали коллегам из братских спецслужб. В последнюю очередь дали израильтянам.
Возможно, они бы тоже не обратили на него внимания. Но фотография попала в руки человека, мимо которого и муха не пролетит.
Когда старый Зеев появился в приемной заместителя директора израильской контрразведки Шин-Бет, секретарь в больших очках посмотрела на него с изумлением: вот уж кого она меньше всего рассчитывала здесь увидеть.
Зеев был не просто самым рядовым из рядовых. Его вообще держали в Шин-Бет, можно сказать, из милости. Все его ровесники — конечно, те, кому удалось дожить до пенсионного возраста, давно покинули это здание. Старше Зеева здесь никого не было. И он-то как задержался, непонятно.
— Вас вызывали? — пренебрежительно спросила секретарь.
Зеев покачал головой.
— Так чего же вы хотите?
