Взаимной ненависти сербов и хорватов, кажется, нет предела. И по степени жестокости война на Балканах, похоже, не знает себе равных. Здесь вырезают целые семьи и деревни. Маленькие дети тоже считаются врагами, потому что они вырастут и возьмут в руки оружие.
Вся Сербия говорит о геноциде сербов. Выставка в Белграде так и называется: «Геноцид сербов». Точно такая же есть в Загребе — в столице Хорватии, только там показывается уничтожение сербскими четниками хорватов.
Эту войну начало сербское руководство, но хорваты придали ей средневековый, варварский характер. У современной Хорватии плохая наследственность — предыдущее хорватское государство было фашистским. Поэтому обе стороны вели себя одинаково жестоко.
Сербское телевидение ежедневно демонстрировало ужасы войны. Экраны полны трупов. Собственный корреспондент нашего журнала в Белграде Геннадий Сысоев рассказал мне, что, когда смотрит новости, то и дело переключается с одного канала на другой, чтобы его пятилетняя дочка не видела жестокие картины, мелькающие на экране.
Наука войны усваивается легко. Взрывчатый характер сербов заставляет их браться за оружие в ответ на сообщения о смерти близких, родственников, соседей. Это в основном сельские люди. Для них важны семейные отношения. Они привыкли мстить за обиду, нанесенную родственнику. Узнав, что вчера сделали хорваты, сегодня ответят тем же самым. Ничто не прощается…
Первый раунд войны между сербами и хорватами закончился в пользу первых. Они отстояли свою территорию. Но Хорватия не согласилась с итогами этой войны. Мировое общественное мнение, ООН — на стороне Хорватии, потому что Сербская Краина находится внутри международно-признанных границ Хорватии, и сербы пытались расчленить независимое теперь государство…
— Сербская Краина должна получить международное признание и право на самоопределение. Потом уже живущие здесь сербы решат, как им жить — присоединиться к Сербии или нет, — капитан Никола бравирует независимостью от Сербии.
Ситуация похожа на взаимоотношения Нагорного Карабаха с Арменией. Краина, разумеется, не может выжить без Сербии, во всем от нее зависит, поэтому политически полностью подчиняется Белграду. Но в отношении к Сербии у живущих в Крайне ощущалось высокомерие, как у бойцов на передовой к тыловикам. В Сербии к краинцам относились несколько иронично, но понимали, что в Крайне люди на волосоке от смерти или от тюрьмы.
Среди руководителей Краины много представителей гуманитарных профессий таких, как капитан Никола. Эти люди мнили себя Хемингуэями, Кастро, Ортегами, Че Геварами… Им казалось, что сражаться — единственное достойное мужчины дело. Люди наслаждались тем, что в один день стали министрами, помощниками министров, высшими офицерами. Это особый вид карьеризма. Провинциальная скука испарилась. Начались увлекательные приключения, жизнь стала полноценной. Человеку с автоматом позволено то, что не позволено штафиркам.
Лидеры Краины были во власти собственных эмоций и не всегда поспевали за поворотами политики Белграда, где не хотели противостоять всему миру. У сербов выбор был не широк: либо воевать до бесконечности, либо всем бежать с территории Хорватии, либо добиваться превращения Сербской Краины в полноправную автономию в рамках Хорватии.
Последний вариант наиболее практичен и разумен. Похоже, президент Сербии Слободан Милошевич, несмотря на жесткую риторику, рано или поздно согласился бы на него.
Высказывая это предположение, я тогда сильно ошибся…
Сербские политики не желали даже обсуждать такую перспективу. Зоран Четкович, заместитель председателя парламента Сербии, сказал мне:
— Сербы, где бы они ни жили, должны получить право самим решать, в каком государстве им быть. Югославский конфликт не будет разрешен, если сербы не получат права на самоопределение.
Сербия в какой-то степени — заложница Краины, которой нужно было, чтобы вся страна втянулась из-за нее в войну. Но Слободан Милошевич уже принял решение: Сербия воевать с Хорватией не станет, потому что вслед за санкциями ООН может последовать и силовая акция.
Удар по Белграду вполне возможен. Несмотря на бодрые разговоры о мощной системе противовоздушной обороны, в Белграде понимали, сколько сокрушительным мог быть такой удар.
Автономии для хорватских сербов было гораздо проще добиться два года назад, когда два народа еще не разделила пролитая кровь и вспыхнувшая ненависть. Носители балканского темперамента не принадлежат к числу самых хладнокровных и уравновешенных людей, способных отринуть прошлое. Еще даже не захоронены трупы всех убитых в сербско-хорватской войне. Собственно говоря, эта война еще продолжается, и трудно представить себе, как люди в тех местах смогут восстановить нормальную жизнь.
— Я веду эту войну за свободу духа, — говорит капитан Никола.
Он стоит под чудом сохранившейся табличкой с названием улицы. Эта улица названа в честь сербского националиста Гаврилы Принципа, который в 1914 году застрелил австрийского эрцгерцога.
Не очень благоразумно называть улицу именем националиста, из-за которого началась Первая мировая война и все развитие человечества в XX веке пошло по иному пути.
Заговор темных сил
Бошко Перович — прекрасно одетый молодой человек. Он говорит тихим голосом, на лице вежливая улыбка. По профессии он — инженер-машиностроитель, в 1992 году участвовал в «освобождении Вуковара от хорватских усташей», как он сам отрекомендовался.
Теперь в помпезном зале в окружении большой свиты он принимает иностранных гостей. Бошко Перович — глава правительства автономного края Воеводина. Это северная часть Сербии. Чуть дальше на запад, на другом берегу Дуная — Хорватия, вернее, Сербская Краина — непризнанная республика сербов, которые живут на территории Хорватии, но хотят присоединиться к Сербии.
— Война против Югославии — это начало третьей мировой войны. Только в России это еще не поняли, — укоризненно говорит мне премьер-министр Воеводины.
Процветающая Воеводина не похожа на прифронтовой край, но ее руководители ведут себя так, словно находятся в осажденной крепости.
Радолюб Етински, министр культуры и просвещения Воеводины, так же молод, как и премьер-министр. До назначения на пост министра он был профессором международного права. У Радолюба очки с большими диоптриями, бледное лицо и сильный голос профессионального преподавателя. Он говорит быстро, нервно и пылко:
— Ватикан, ЦРУ, Германия и исламский мир разработали тайный план расчленения нашей страны. Германия объединилась для того, чтобы разрушить Югославию, взять под контроль Балканы, завершить то, что немцам не удалось в прошлую войну.
По-сербски Германия звучит очень ласково — «Немачка», но произносится это слово с ненавистью.
«В Белграде меня принял министр обороны генерал Велько Кадиевич, — вспоминал известный советский дипломат Юлий Квицинский, который был тогда первым заместителем министра иностранных дел СССР, а потом депутатом Государственной думы по списку компартии. — Он, как и многие другие югославские политики, усматривал за югославскими событиями руку объединившейся недавно Германии, которая добивается теперь расширения сферы своего влияния.
