— Если бы к нам приехал Виктор Черномырдин, мы показали бы ему предприятия, которые свободно конкурируют с американскими и немецкими фирмами. Показали бы ему и побережье, где есть свыше тысячи островов и островков — это рай для летнего отдыха.
Хорватии осталось девяносто пять процентов всей береговой линии бывшей Югославии. Туризм должен стать главным источником валютных поступлений. В прежние времена Хорватия, по словам главы правительства, давала шестьдесят процентов всех валютных поступлений единой Югославии.
— Мы могли бы жить только за счет моря, — говорит премьер. — Мы выращиваем вдвое больше продовольствия, чем нужно для внутреннего потребления. Своими трудовыми традициями мы обязаны тому, что долго жили под австрийцами и немцами. В сравнении с Сербией мы процветающее государство.
Премьер-министр сбил инфляцию, что позволило ввести новые деньги. Курс доллара пошел вниз, и правительство выкачивало валюту у населения, которое спешило избавиться от дешевеющего доллара.
— Мы не получили и доллара международной помощи, но мы сумели добиться финансовой и экономической стабилизации даже во время войны. Если бы не война, Хорватия стала бы первой восточноевропейской страной, достигшей западноевропейского уровня жизни. Мы — республика, ориентированная на экспорт.
Здесь легче тем, у кого есть дополнительный заработок, или тем, у кого есть связи с деревней. Частный бизнес успешен не только в перепродаже, но и в производстве. Но жизнь нелегкая из-за огромных затрат на оборону.
Отвечая на мой вопрос относительно расходов на оборону и масштабов военно-промышленного комплекса, премьер-министр ответил:
— Мы тратим на армию пятнадцать процентов бюджета. Если учесть еще и косвенные военные расходы, скажем, на зарплату военнослужащим, то уровень военных расходов составит тридцать процентов бюджета. Это нормально для воюющей страны. В Хорватии не было крупных военных производств. Но благодаря высокому технологическому уровню мы сравнительно быстро научились выпускать почти все, что нам нужно. Когда будет отменено эмбарго на поставки нам оружия, мы начнем покупать его за рубежом, это будет и разумнее, и дешевле…
Хорватская диаспора — два с половиной миллиона человек — хорошо укоренилась в Австрии, Германии и Латинской Америке, но не спешит помогать родине. В политической жизни Загреба бывшие эмигранты заметны, а денег дают мало.
В отличие от сербских руководителей Франьо Туджман демонстративно поддержал внутриполитический курс президента Ельцина и желал укрепления экономического сотрудничества с Россией. Туджману нужна была поддержка России и ее понимание хорватских проблем.
В минуту откровенности хорваты говорили:
— Ну, почему русские нас так не любят? Почему у вас существует предубеждение против хорватов? Чем сербы лучше нас?
Заместитель министра иностранных дел Анжелко Силич определил отношение к России как к «крупному славянскому государству». Хорватия — славянская (что для многих в России новость), но не православная страна.
Самым заметным предметом в кабинете заместителя министра иностранных дел был национальный флаг. Его для устойчивости заткнули за дверную ручку, а уже к флагу привязали какое-то вьющееся растение. Окна распахнуты, но ставни закрыты, чтобы спастись от солнца. Анжелко Силич молод, подвижен. Он улыбается и говорит зажигательно:
— Я хорват из Далмации со средиземноморским темпераментом.
Он — молодой дипломат. Преподавал в университете, затем занялся туристическим бизнесом, в котором достиг больших успехов:
— Когда началась война, президент Туджман призвал всех хорватов предоставить себя в распоряжение государства. Я послал президенту письмо с предложением использовать меня там, как президент считает нужным.
Здание хорватского парламента находится на площади напротив бывшей резиденции Туджмана. В Загребе рассказывали, что в момент обретения независимости сербы запустили по зданию ракетой «земля-воздух». Ракета попала прямо в кабинет президента, но самого Туджмана в нем не оказалось. В здании парламента висит редкий по нынешним временам портрет молодого маршала Тито. Его почитают как одного из выдающихся хорватов.
В здании парламента я познакомился со Стипе (Степаном) Месичем (нынешним президентом Хорватии). Это колоритная личность с редеющей прической ежиком, подстриженной бородой, густыми бровями и низким лбом, похожим на дикобраза.
Юрист по образованию, Месич в начале семидесятых принял участие в хорватском национальном движении, которое требовало равноправия республики в Югославии («хорватская весна»). Месич возглавил партию «Хорватское демократическое содружество». Он стал главой республиканского правительства и последним главой единой Югославии. Он ушел в отставку 5 декабря 1991 года.
Стипе Месич был одним из тех, кто подготовил почву для создания независимой Хорватии. Но, видя, что происходит ревизия истории, что не усташей, а партизанское движение называют антинародным, он выступил против Туджмана и вышел из правящей партии. Его незамедлительно обвинили в предательстве и убрали с должности заместителя председателя парламента.
— В правящем «Христианском демократическом содружестве» были разные течения, — объяснил Месич свой поступок, — но прежде мы все были объединены одной идеей — выйти из тоталитарной системы и завоевать независимость. Но теперь мы задаемся другим вопросом: какую Хорватию мы хотим создать?
Хорватия — страна с чертами авторитаризма, с однопартийным режимом, которому свойственны самодовольство, похвальба, эгоцентричность, замкнутость, отсутствие способности к самокритике. Внешний мир интересует только в той степени, в какой дело касается ее собственных интересов. Хорватские политики придерживаются птолемеевской концепции мироздания, в которой остальной мир вращается вокруг Хорватии. Инакомыслие приравнивалось к антигосударственной деятельности.
Характер режима лучше всего живописуют неспособные к оригинальному мышлению, к разумному изложению своей позиции, неспособные расположить к себе личности, которых возносят на вершину власти. Таких людей немало в загребском истеблишменте. Это результат монополии правящей партии.
Принимая в Загребе государственного секретаря США Мадлен Олбрайт, президент Туджман внушал ей:
— Католическая Хорватия должна сломать мусульманский зеленый полумесяц, который тянется на Ближний Восток, и православный сербский крест, который доминирует над всем регионом. Вы должны помочь мне создать чисто западное государство, в котором торжествуют традиционные европейские ценности.
Олбрайт, с плохо скрываемым отвращением, выслушав хорватского президента, сказала, что на Западе нет места для стран, которые проводят или оправдывают этнические чистки.
«Франьо Туджман, — писала Олбрайт, — пытался выставить Хорватию западной демократией, но на самом деле он управлял страной с помощью насилия и коррупции».
Запомнилась встреча с хорватами, чьи родственники пропали или оказались в сербском плену. Объединение семей заключенных и пропавших без вести защитников Хорватии почему-то разместилось в военном училище. Эмблема объединения — кирпичная стена на фоне земного шара: весь мир должен знать правду о хорватских жертвах. Поговорить с российскими журналистами собрались несколько немолодых женщин и хмурый крепкий мужчина.
