Вскоре эрцгерцог получил из Испании повеление принять принца Конде в Брюсселе с честью и позволить ему оставаться там сколько пожелает.
Генрих пришел в ярость. Кроткий младший Конде, обязанный ему всем, посмел отнять у него Шарлотту. И вместе с тем, поскольку всегда учитывал все точки зрения, король понимал, что на месте принца поступил бы так же.
Он метал громы и молнии против Конде и, видя, как у многих сверкают при этом глаза, думал, что, чего доброго, кто-то из его верных слуг отправится в Брюссель и вернется с вестью, что принца нет в живых. Генриху этого не хотелось. Он не убийца и хочет лишь сразиться за девушку в честном соперничестве. Он может предложить ей власть и славу; может сделать ее морганатической королевой Франции. Благопристойность и брачные узы не удержат Шарлотту от такого соблазна.
И для начала повелел Монморанси настоять на разводе дочери с Конде.
Марию Медичи этот скандал вывел из себя.
— Опять ты за свое! — раскричалась она. — О тебе и твоих любовницах говорит вся Европа! А меня не ставят ни во что. Я родила тебе детей, недавно появилась на свет наша Генриетта-Мария… однако до сих пор не ношу короны. Эту женщину осыпаешь драгоценностями и почестями… а короновать свою королеву даже не думаешь.
— Будет тебе коронация, — пообещал Генрих.
— Когда? — спросила Мария.
— Когда захочешь.
Наконец-то он сумел успокоить супругу.
Коронация королевы явилась значительным событием. Все парижане стремились оказать ей почести и тем самым показать королю, как любят его. Королева была итальянкой — а итальянцев французы терпеть не могли. Но она являлась и матерью дофина.
Люди на улицах говорили о предстоящих празднествах. Никто не выражал неудовольствия поступком короля.
Vive Henri Quatre (пели они)!
Vive ceroi vaillant,
Ce diable-a-quatre
Qui eut le triple talent
De boire, et de battre
Et d'etre vert-gallant!
[25]
Пели они, смеясь. История с Шарлоттой? Она их только забавляла. Королю, да благословит его Бог, нужны любовницы. Люди не ждали ничего другого от мужчины, француза. Король строил дороги и мосты, каналы и дома. Не дворцы для себя, как Франциск I. Генрих IV строил для народа. Франция стала страной, где все могли не бояться за свое будущее; если человек работал, он не знал нужды. И раз король своими любовными похождениями показывает, что он настоящий мужчина, это хорошо. Он никогда не красовался в драгоценностях; роскошь, пиры были при дворе Марго. И она тоже по-своему являлась атрибутом Парижа. Она воплощала собой прежние королевские нравы, но поскольку была незаурядной, взбалмошной и расточительность ее не ложилась на страну бременем непосильных налогов, люди принимали Марго и по-своему любили; она находилась в центре внимания и давала своими выходками поводы для сплетен.
Коронация Марии Медичи состоялась 13 мая 1610 года.
Вечером король навестил в Арсенале жившего там Сюлли. Герцог болел, не мог присутствовать на церемонии, и у Генриха внезапно возникло желание поговорить со старым другом.
— Ваше величество уныло выглядит, — сказал ему Сюлли.
Король немного помолчал, потом невесело рассмеялся.
— У меня странное предчувствие, мой друг.
— Предчувствие, сир?
— Да. Какой-то опасности. Празднества будут продолжаться и завтра. Я так не хотел этой проклятой коронации.
— Но вы же согласились…
— Надо ведь как-то утихомирить ворчливую жену.
— Вашему величеству всю жизнь докучали женщины, но должен сказать, сир, это ваша вина.
— Ты, как всегда, откровенен, мой друг. Что ж, докучали, но я был с ними счастлив. Женщины! Представь себе мир без них! Я бы не хотел жить в таком.
— Есть вести о Конде?
— Он все еще в Брюсселе.
— Испанцы рады досадить вашему величеству.
— Недолго им радоваться, Сюлли. Черт возьми, скоро и эта страна, и Австрия лишатся своей мощи…
Король внезапно умолк и уставился вдаль.
— Ваше величество?
— Предчувствие, Сюлли.
— Ваше величество не подвержены таким фантазиям.
— Да, мой друг? Потому-то я и беспокоюсь. Я не раз глядел в лицо смерти.
— Вы же воин, сир.
— Нет, я имел в виду не поля сражений. Помнишь…
— Когда вы только взошли на престол, какой-то сумасшедший хотел вас убить.
— Не только он, Сюлли. Таких попыток было восемь.
— Люди с тех пор изменили к вам отношение. Поняли, что вы величайший король, какого только знала Франция. Они помнят, какой была страна до вашего восхождения на трон; помнят о бешенстве Карла IX, Варфоломеевской резне, извращенности и расточительности Генриха III и радуются своему королю.
— Приятно говорить с тобой, Сюлли, особенно когда ты хвалишь меня. Раньше ты был не особенно щедр на похвалы.
— Я говорю то, что думаю, сир. Иначе бы мои слова ничего не стоили.
Король поднялся.
— Увидимся завтра. Нет-нет, лежи. К чему церемонии между старыми друзьями?
Глаза Сюлли затуманились.
— Да здравствует король! — с чувством сказал он. — И пусть Франция еще много лет радуется его правлению.
Генрих хотел что-то сказать, но только пожал плечами и, улыбнувшись другу, вышел.
Мария короновалась в Сен-Дени и готовилась к торжественному въезду в Париж.
Генрих смотрел на нее ласково. Он редко видел жену такой счастливой.
— Все готово, — сказал он, улыбаясь. — Парижане будут видеть только свою королеву.
Мария кивнула. Она радовалась, что Генрих совершенно потерял интерес к Генриетте. Юная красавица Шарлотта? Она далеко и явно не одна. Да, в конце концов, пусть заводит любовниц. Она получила желанную свободу, это один из счастливейших дней ее жизни.
— Я хочу заглянуть к Сюлли, — сказал король.
— Как, опять? Ваше величество были у него вчера.
— Он мой самый значительный министр и по болезни не может явиться ко мне.
Генрих рассеянно поцеловал Марию и ушел. Возле экипажа его ждало несколько гвардейцев.
— Нет, — сказал он, — никаких церемоний не надо.
Гвардейцы откланялись и удалились, с королем осталось несколько друзей и слуг.
Генрих сел на заднее сиденье в левый угол и жестом пригласил в экипаж Монбазона, де ла Форса, Эпернона, Лавардена и Креки.
