— Королева разгневана, требует, чтобы я удалил тебя от двора.
— Ваше величество закрывает глаза на ее неверность? Ваше величество довольно положением рогоносца?
— Мое величество не желает выслушивать подобных слов из уст слуги.
— Прошу прощения, но я всегда говорил правду и буду говорить теперь.
— Обинье, советую быть осторожным ради своего же блага.
— Лучше буду откровенным ради вашего.
Как удалять такого человека? Генрих доверял Обинье, как никому. Да, он моралист и всегда был занудой, но верность свою доказывал не раз.
А Фоссеза… прелестная Фоссеза, пробудившаяся для любви, пойдет этой дорогой даже в ущерб себе! Надушенные послания, цветистые комплименты, сможет ли она устоять перед ними?
Генрих принял решение.
— Послушай, Обинье, — сказал он, — ты оскорбил королеву, и она требует твоего удаления.
— Вы пожертвуете мною ради нее?
— Я не могу допустить, чтобы мою жену оскорбляли.
— Сир, вы оскорбляете друг друга еженощно. Один с любовницами, другая с любовниками.
— Обинье, ты жестоко испытываешь мое терпение. Какой еще монарх позволил бы подданному разговаривать с собой в подобном тоне?
— Именно потому, что король позволяет этому подданному говорить правду, он станет служить этому королю, не щадя жизни. Сир, вы распутник. Не будь это так, я бы считал, что вы можете стать величайшим королем Наварры — и, может быть, Франции. Если бы вы были серьезны, исповедовали веру своей матери…
— Если бы, — сказал Генрих с усмешкой, — я предпочитал водить мужчин в бой, а не женщин в спальню, то был бы лучшим королем? Нет, мой друг. Лучше предаваться любви, чем войне — от первой люди рождаются, от второй гибнут. Неужели это не ясно? Но хватит. Я удаляю тебя от двора.
— Сир!
— На дневное время. Королева будет удовлетворена. А когда стемнеет, возвращайся в замок, и тебя будут провожать в мои покои.
— Сир, это невозможное положение.
— Ничего подобного. И продлится оно только до тех пор, пока гнев королевы не остынет. Через несколько недель она забудет свою обиду. И все будет хорошо.
Просьба не ухаживать больше за Фоссезой ради сестры тронула брата.
— Я сделаю все, о чем ты попросишь, — заверил он Марго, горячо обнимая ее.
— Я в этом не сомневалась, дорогой, и готова сделать для тебя все возможное.
Франциск стал избегать встреч с Фоссезой, а Обинье перестал появляться в замке среди дня. Весь двор знал, что королева им недовольна.
Генрих радовался; он невольно восхищался своей умной супругой и был доволен собой, потому что блестяще провел ее с Обинье.
Он уже не сомневался, что Фоссеза принадлежит исключительно ему. Девушка была очаровательна, как всегда.
Фоссеза изменилась, но пока это было незаметно. Она по-прежнему очень радовалась, что король выделил ее из других; была благодарна за его доброту к ней; однако с тех пор, как за ней стал ухаживать герцог Анжуйский, стала считать себя весьма привлекательной, раз пробудила такие чувства у двух самых значительных мужчин при дворе.
Франциск больше не искал ее общества, но король тянулся к ней по-прежнему. Она боялась, что может надоесть и ему, потом узнала, что королева попросила брата не ухаживать за ней. «Что сказала Марго про меня? — задавалась вопросом Фоссеза. — Почему брат послушался сестру?» При дворе плелось множество интриг, и она оказалась в центре некоторых.
Генрих, довольный тем, что Фоссеза безраздельно принадлежит ему, стал относиться к ней нежнее, чем прежде. Постоянно говорил, что не винит ее за легкое увлечение Анжуйским.
Она узнала также, что Генрих удалил Обинье от двора, дабы Марго обратилась к брату с той самой просьбой. И прониклась сознанием собственной значимости.
Фоссеза всегда была застенчивой с королем, и ему, похоже, это нравилось, любя его ласки, в постель она всякий раз ложилась с легкой неохотой.
Генрих однажды спросил, почему это так.
— Поначалу — понятно, но теперь ты прекрасно меня знаешь.
— Сир, — ответила Фоссеза, — я боюсь, что у меня будет ребенок.
Он взял ее лицо в ладони и улыбнулся.
— Боишься родить королевского ребенка?
— Боюсь родить незаконного ребенка, сир.
Она была чистой девушкой, совершенно непохожей на дам из «летучего эскадрона». Хотя в глазах всего мира родить королевского ребенка почиталось бы честью, она не забывала, что ребенок был бы незаконным.
В одну из пылких минут он ей сказал:
— Послушай, малышка, королю необходимо иметь сыновей. Жена моя пока что не родила никого и вряд ли родит. Подари мне сына, и тогда…
Фоссеза ждала, затаив дыхание, но Генрих молчал; она положила голову ему на грудь, чтобы он не видел ее взволнованное лицо.
— Тогда кто знает… Я захочу признать этого сына, следовательно, мать его должна будет вступить со мной в брак.
Головокружительная мечта! Маленькая Фоссеза — королева Наваррская? Чтобы этому сбыться, нужно родить сына и убрать с дороги Марго. Первое вполне достижимо; что до второго, то существует развод; когда католичка замужем за гугенотом, папа римский будет готов — даже рад — дать на него согласие.
Фоссеза превратилась в честолюбивую особу.
В последующие месяцы король Наваррский не знал печали. Фоссеза была пылкой, страстной любовницей; Марго с головой ушла в роман с Шамваллоном; Обинье вернулся ко двору; герцог Анжуйский готовился к отъезду.
Но довольнее всех при дворе, очевидно, была Фоссеза; она забеременела и еженощно молилась, чтобы родился мальчик.
Мадемуазель де Ребур следила за Фоссезой с едва скрываемой ненавистью. Ей казалось, она замечает определенные признаки, хотя фигура Фоссезы оставалась стройной, девичьей. Де Ребур страдала от головных болей и несварения, эти недуги озлобляли ее еще больше; будь она здоровой, она бы не позволила Фоссезе выжить себя из королевской постели. Притом этой мерзавке помогла Марго, и в сердце Ребур пылала жажда мести — не только Фоссезе, но и королеве.
Поэтому она притворялась подругой Фоссезы, глупышки, по ее мнению, и однажды, когда та принаряжалась к свиданию с королем, принесла ей голубую ленту, сказав, что она прекрасно подойдет к ее локонам.
Фоссеза взяла ленту и приложила к волосам.
— Красиво, — согласилась она.
— Давай, повяжу.
Фоссеза охотно позволила.
— Ну вот, — сказала Ребур. — Выглядишь ты замечательно. Вполне понятно, почему король обожает тебя.
Фоссеза поглядела на нее с легким испугом. Та рассмеялась.
