Марго забеспокоилась. Расставшись с мужем и уйдя к себе в покои, она услышала, как фрейлины упоминают графиню де Грамон. Тон, которым всякий раз произносилась эта фамилия, насторожил Марго, она вызвала к себе одну из них и спросила, что представляет собой эта графиня. Ее смущение сказало Наваррской королеве все, что она хотела знать.
— Это нынешняя любовница моего мужа? — спросила она напрямик.
— Да, мадам. Он постоянно называет ее красавицей Коризандой.
Марго кивнула.
На душе у нее редко бывало так скверно. Любовник находился далеко; другим она пока что не обзавелась. Королева-мать писала ей, словно неразумной девчонке, советовала чинно вести себя при дворе мужа, выражать ему неудовольствие, когда он заводит любовниц, не выказывать этим женщинам никакой приязни, а то скажут, что она поощряет мужа в неверности, дабы и самой иметь возможность заводить любовников. Если б она раньше вела себя так, супружество ее сложилось бы удачнее, наставляла Екатерина. Марго вспомнилось, как мать из года в год сердечно принимала Диану де Пуатье, любимую отцовскую любовницу, чтобы не сердить мужа, короля Франции. «Для себя у нее одно правило, для меня другое», — угрюмо подумала она.
Опереться ей было не на кого. Брат Франциск, единственный на свете доброжелатель, находился далеко. Никогда еще Марго не чувствовала себя такой несчастной.
Она лихорадочно искала выхода из своих затруднений, но не могла найти. Генрих отказался делить с ней ложе, вежливо сказав, что принял ее лишь в ответ на определенные уступки французского короля, мечтавшего избавиться от сестры.
Почти все свободное время Генрих проводил у Коризанды и общался с Марго очень редко; иногда она, выходя из себя, принималась громко его бранить; в ответ он тоже осыпал ее бранью.
От брака ей нечего было ждать. Король хотел иметь наследника, но не приближался к супруге. Сознавал необходимость ребенка, но, видимо, не слишком об этом заботился. Вспомнив Фоссезу, Марго задумалась, каких обещаний он мог надавать Коризанде.
Щекотливое положение для самой желанной на свете королевы, чью красоту воспевали поэты.
Такое положение тянулось несколько месяцев и было нестерпимо Марго. Она часто вспоминала Генриха де Гиза и мечтала оказаться с ним. По мере разрастания Лиги Гиз обретал все большую и большую силу; глаза Марго блестели при мысли о том, как бы она помогала ему, если бы вышла за него, а не за этого олуха Наваррского.
Долго ей такой жизни не вытерпеть, не в ее натуре быть кроткой и смиренной. Однажды в июне, когда Марго сидела у окна, к замку подъехал курьер. Она спустилась узнать, с какими новостями, решив, что прибыл он от французского двора.
Уже подходя к этому человеку, поняла, что новости скверные.
— Мне надо видеть короля, — сказал он Марго.
— Я королева, — ответила она. — Можете сообщить свои новости мне.
Опустив глаза, курьер негромко произнес:
— Мадам, герцог Анжуйский умер.
Марго ошеломленно уставилась на него. Она слышала, что брат ее болен, но все же потрясение оказалось очень сильным.
Закрыв руками лицо, королева Наваррская, сдерживая слезы, предалась воспоминанию о брате, о том, кем они были друг для друга.
Судьба нанесла ей еще один удар.
Генрих воспринял эту весть со смешанным чувством. Он был привязан к Франциску, забавлялся их соперничеством из-за мадам де Сов и, хоть сердился на него из-за попытки отбить Фоссезу, неприязни к нему не испытывал никогда. Те дни, когда он жил пленником в Лувре, крепко сдружили их.
А теперь этот низкорослый человек мертв. Ему было только двадцать восемь лет, но жизнь он прожил бурную. Полную неудач, похожую на фарс, поскольку, переходя от гугенотов к католикам, ухаживая за английской королевой, превращал себя в посмешище.
Обинье пришел к своему повелителю, задумчиво поблескивая холодными глазами.
— Учло ваше величество последствия смерти герцога Анжуйского?
— Полагаю, что да, — ответил Генрих.
— Французская королева, очевидно, неспособна подарить Франции наследника. Я слышал, она ежедневно молит Бога о сыне и часто совершает паломничество. Но, похоже, Бог не исполнит ее молитв.
— Да, — согласился Генрих, — этот король взял себе бесплодную супругу. Хотя, может, вина лежит на нем. Что он за мужчина?
— Сир, думали вы о перемене в своем положении?
— К чему ты клонишь, Обинье?
— Принцы Валуа долго не живут; наследника у короля Франции нет. Следующий в линии престолонаследия…
Генрих положил руку на плечо верного Агриппы.
— Ты хочешь сказать, мой друг, что незначительный король когда-нибудь может стать значительным, с королевством чуть побольше своего носа?
Вся страна насторожилась. Католики задавались вопросом, смогут ли они спокойно смотреть, как гугенот восходит на трон, и Гизы поняли, что время действовать близится. Им хотелось, когда король умер, видеть на троне своего вождя, кумира парижан — Генриха де Гиза, хотя заявлять об этом вслух они не осмеливались.
Однако законным наследником трона являлся Генрих Наваррский, и королева-мать стремилась вернуть его в Лувр; если он станет пленником ее и короля, они смогут решать, взойти ли ему на трон.
Поэтому Екатерина убедила Генриха III расстаться со своим ближайшим любимчиком, герцогом д'Эперноном, отправив его в Нерак, чтобы тот уговорил Наваррского приехать в Париж.
Марго, узнав, что Эпернон должен приехать, поклялась не принимать его, но Екатерина в письме сурово напомнила, что это ее долг; муж тоже хотел, чтобы она приняла врага как друга.
Марго театрально заявила, что напялит маску лицемерия и, скрывая неприязнь, будет выражать радость гостю. Надев еще и блистающее самоцветами бархатное платье, она, играя роль гостеприимной хозяйки, приняла Эпернона.
Генрих встретил гостя с меньшей пышностью и любезно выслушал его.
— Ваше величество теперь наследник трона, — сказал Эпернон во время их первой беседы. — Поэтому вам следует находиться в Париже.
Генрих притворился, будто хочет подумать, но ехать в Париж не собирался.
Он уже жил в Лувре и никогда этого не забудет.
К тому же тогда он думал почти исключительно о своей возлюбленной Коризанде.
Лига заволновалась. Объявила, что никогда не признает Наваррского королем Франции; надо выдвинуть другого кандидата, в чьих жилах не меньше королевской крови и кто притом не будет угрозой католической вере по всей стране. Выбор Лиги пал на дядю Генриха Шарля, кардинала Лотарингского, ожесточенного врага гугенотов. Ему предложили поклясться, что если взойдет на престол, то запретит во Франции еретические богослужения. Кардинал дал такую клятву. Генрих де Гиз не выражал неудовольствия, поскольку кандидату шел шестьдесят пятый год, и молодой герцог мог подождать несколько лет. Гизы ознакомили с этими планами Филиппа II Испанского, и тот согласился поддержать их.
