Прошло несколько лет. Король покорял все еще не признавшую его часть страны и старался возродить промыслы. Но помнил, что стареет и что у него до сих пор нет наследника.
Габриэль, теперь превосходная, не дающая поводов для ревности любовница, родила ему дочь, Екатерину-Генриетту, и еще одного сына, Александра. Все трое отпрысков могли бы стать детьми Франции, но шли долгие переговоры с королевой Марго. Он все еще состоял с ней в браке.
Генриху IV казалось, что некоторые из его министров умышленно затягивают дело, не желая видеть Габриэль на троне.
Герцог де Сюлли тайком наводил справки и пришел к выводу, что богатое семейство Медичи может принести большую пользу короне. Казна, естественно, обеднела во время войны, и брак с одной из дочерей этого семейства сулил большую выгоду. Поэтому Сюлли считал своим долгом всеми способами препятствовать браку короля с любовницей, поскольку он не мог принести денег в казну.
Однако, подобно всем остальным, герцог начинал беспокоиться. Король уже не молод; у него несколько незаконных детей, помимо тех троих, кого они с Габриэль считают законными, и создается опасное положение. Габриэль называет своих сыновей и дочь детьми Франции, а этот титул дается лишь законным членам королевской семьи.
Сюлли старался склонить короля к своей точке зрения. Когда они обсуждали срочную необходимость развода, министр заметил, что Марго была бы более сговорчивой, если б король вступал в брак, который бы она считала достойным.
— Не забывайте, сир, ваша супруга будет королевой Франции.
— Думаешь, я могу забыть об этом?
— Нет, сир, но проблема эта сложная. Очень важно, чтобы вскоре появился наследник. И было б хорошо, если б вы заранее выбрали невесту. Может, есть смысл устроить смотрины самым красивым девушкам королевства; вы бы смогли выбрать ту, какая больше всего понравится.
— Зачем? Я знаю, на ком хочу жениться. И ты знаешь. Давай не будем кривить душой.
Сюлли вздохнул.
— Сир, тут могут возникнуть осложнения. Предположим, вы женитесь на герцогине, у вас рождается сын. Кто же будет наследником — рожденный до брака или после?
— С этим вопросом можно будет разобраться, когда он возникнет.
— Вопрос очень тонкий, сир.
— Полагаю, решить его в моих силах.
— Да, конечно. А крестины вашего Александра?
— Что ты имеешь в виду?
— Думаю, разумно будет устроить их с меньшей пышностью, чем хочется герцогине. Она готовит такую церемонию, какая подобает наследнику престола.
— Сюлли, ты, кажется, намерен рассердить меня.
— Я намерен трудиться для вашего блага, сир, и блага страны.
— Знаю. Знаю. И все-таки злюсь. Перестань, добрый мой друг. Нам ни к чему ссориться.
— Готов поклясться, герцогиня рассердится на меня, когда узнает о моих предложениях.
— Я не скажу ей, что они твои. Она уже заявляет, что слава королевства для тебя значит больше, чем мое счастье, чем счастье ее и детей.
— Слава королевства, — ответил Сюлли, — это слава короля. И ради вашей короны, сир, прошу, не устраивайте королевских крестин. Народу это не понравится, а ему, согласитесь, надо угождать, без его поддержки король не в состоянии править как должно.
— Понимаю, о чем ты. Распоряжения насчет крестин отдавал не я.
— Очень хорошо, сир. В таком случае, отменить их будет легче. Видимо, занималась ими мадам де Сурди.
Генрих кивнул.
— Родственники герцогини иногда не знают меры.
Сюлли поблагодарил короля за благоразумие и немедленно урезал сумму отпущенных на крестины денег.
Мадам де Сурди в гневе явилась к нему и спросила, почему он так распорядился.
— Может, вы не знаете, — резко заявила она, — но сумма денег на крестины младенца Франции давно установлена, и я не вижу причины ее менять.
— Мадам, — ответил Сюлли, — я вас не понимаю. Никакого младенца Франции не существует!
Глаза мадам де Сурди вспыхнули опасным огнем.
— Так вы отрицаете, что это ребенок короля?
— Я не могу ни утвержать этого, ни отрицать. Но я знаю, что ребенок этот внебрачный и поэтому быть младенцем Франции не может.
Мадам де Сурди онемела от гнева, но мысленно поклялась, что Сюлли за это поплатится.
Она немедленно отправилась к Габриэль и рассказала о случившемся.
— Теперь, моя девочка, ты должна потребовать королевских крестин для Александра и удаления этого наглеца Сюлли.
Поняв, что мадам де Сурди женщина опасная, Сюлли тут же пошел к королю и передал разговор с ней.
— Сир, — сказал он, — тетушка герцогини алчная особа. Ей хочется управлять вами через племянницу. Она властно, будто королева Франции, выговаривала мне за пересмотр суммы выделенных на крестины денег.
— Я всегда ее недолюбливал, — задумчиво произнес Генрих.
— Сир, полагаю, вы не позволите подобной женщине распоряжаться собой.
— Черт возьми! Ты прекрасно знаешь, что нет.
Сюлли успокоился.
Подученная тетушкой, Габриэль явилась к Генриху в слезах и заявила, что Сюлли оскорбил ее.
— Послушай, любовь моя, — мягко объяснил Генрих. — Сюлли исполняет свой долг перед королевством. И не слушай тетушку, если она говорит тебе что-то другое.
— Генрих, Сюлли нанес мне оскорбление. Вызови его. Хочу поговорить с ним в твоем присутствии.
Король пожал плечами.
— Прекрасно. Сюлли объяснит тебе мотивы своих поступков, и, надеюсь, ты поймешь, что он очень умен. Учти, любовь моя, он один из моих лучших министров.
Тетушка взвинтила обычно сдержанную Габриэль, и она так уверилась в своей власти над королем, что решила, будто может удалить Сюлли от двора. Именно с этой целью она и пришла к Генриху. Ей было ясно, что этот человек противится ее браку с королем и ради детей от него надо избавиться.
Когда Сюлли вошел и поклонился, Габриэль надменно отвернулась.
— Между вами возникли легкие разногласия, — сказал Генрих. — Сюлли, объяснись.
Не успел тот заговорить, как Габриэль резко произнесла:
— У меня нет желания выслушивать слугу.
— С-слугу? — запинаясь, пробормотал Сюлли.
— А кто же вы еще?
Генрих, увидев, как побагровело лицо его министра, рассердился.
Сюлли гордо вскинул голову.
— Сир, — сказал он, — вы понимаете, что я не могу снести такое оскорбление, и поэтому…
— И поэтому уйдешь с моей службы?
— Нам двоим нет места при дворе! — торжествующе воскликнула Габриэль.
