— Ты должна принять ее, — сказал Генрих. — И помни о ее достоинстве.
— Может, преклонить колени перед ней? Я королева.
— Марго была королевой — Наваррской и Французской. К тому же она дочь короля, и раз не забывает об этом, помни и ты.
Мария встретила свою предшественницу угрюмо. Жизнерадостность Марго привлекла всех; хоть она чудовищно растолстела и не блистала уже красотой, любовь к жизни у нее была все так же сильна и очевидна. Ей очень хотелось познакомиться с детьми Генриха, она начинала горько сожалеть, что живет не в окружении семьи, что дети ее отданы приемным родителям: их появление на свет было слишком скандальным. Хорошо Генриху, он мог собрать всех детей вместе — и законных, и нет! Марго завидовала ему и считала, что, как бывшая его жена, имеет право на близость с ними.
При знакомстве с королевой она держалась в высшей степени любезно, и все заметили, что Мария Медичи рядом с ней выглядела неотесанной, лишенной непринужденной королевской учтивости.
Заметив угрюмость Марии, Марго заявила о желании отправиться к детям.
Генрих тут же предложил ей пожить в Сен-Жермене вместе с детьми, и Марго приняла это приглашение с большой радостью. Дети сразу же были очарованы ею, и Мария через несколько дней нехотя призналась, что не нашла в Марго ничего неприятного.
Желание Марго исполнилось; она обрела место в королевской семье Франции. Стала любимой тетей всех детей и часто рассказывала им истории — не всегда правдивые — о своем поразительном прошлом, в которых неизменно выглядела благородной и зачастую обижаемой героиней.
Вскоре Марго, чтобы находиться поближе к королевской семье, приобрела в Париже особняк де Санс и зажила там в роскоши. Генрих обратил внимание бывшей супруги на то, что при нем королевский двор не блещет таким великолепием, как при ее отце и братьях.
— Дорогая моя, — сказал он, — мне лестно сознавать, что чем меньше блеска при дворе, тем больше уюта в самых бедных домах моей столицы.
— Милый мой Генрих, — рассмеялась Марго, — ты великий король. Люди в Париже и по всей стране утверждают, что во Франции такого благоденствия еще не бывало. «Зачастую он выглядит как простолюдин, — говорят они, — а те, кто правил до него, ходили в драгоценных камнях, но ни один из них не мог накормить ужином всех парижан. Генрих Четвертый предпочитает, чтобы его подданные имели ужин. Vive Henri Quatre!»
— Король, — ответил Генрих, — правит по воле народа, и люди охотнее будут принимать его правление, пусть он и не блещет драгоценностями, если по воскресеньям в каждом крестьянском горшке будет курица.
— Ты всегда был простолюдином, Генрих. Помнишь, я как-то потребовала, чтобы ты вымыл ноги, а ты окатил меня водой из тазика.
— Прекрасно помню. И что ты после моего ухода велела обрызгать постель духами.
— Тут и коренится наше несходство. Я воспитана в старом духе. Мне были необходимы драгоценности, духи, бархаты. Теперь я уже старуха. Не пытайся перевоспитать меня, как я пыталась тебя в начале нашего брака. Переделывать людей нельзя. Может, если б я осознала это еще тогда, то оставалась бы до сих пор твоей женой, и эти прекрасные дети были бы моими… пусть и не все.
Генрих улыбнулся ей.
Марго оставалась прежней.
Это проявилось особенно ярко, когда двое красавцев пажей — любовников своей повелительницы — поссорились из-за нее, и один убил другого выстрелом в голову.
Марго горько оплакивала юного де Сент-Жюльена, казалось, любовники становятся ей вдвое дороже после смерти. Его убийцу, молодого человека по фамилии Вермон, повесили во дворе особняка де Санс. Хотя Марго сама велела его казнить и присутствовала при казни, он и перед смертью твердил о любви к ней.
Эта история вызвала скандал — какие возникали повсюду, где Марго ни появлялась.
Да, она оставалась прежней — и останется навсегда.
ПОСЛЕДНЕЕ ВОЛОКИТСТВО
Мария распорядилась, чтобы в Лувре дали балет. Назывался он «Нимфы Дианы». Во дворце начались репетиции.
Проходя через покои королевы, Генрих остановился поглядеть на танцующих и заметил пятнадцатилетнюю девушку.
Он не собирался задерживаться, но тут сел рядом с королевой и беззаботно заговорил о предстоящем развлечении, стараясь не выказать интереса к этому юному созданию.
Когда репетиция окончилась, Генрих небрежно спросил у одного из друзей, кто она.
— Эта танцовщица, сир? Ее зовут Шарлотта-Маргарита де Монморанси.
— Симпатичное создание.
— Да, сир. На мой взгляд, одна из миловиднейших девушек во Франции. Через год-другой станет красавицей.
— Очень похоже на то.
— И неудивительно, сир. Ее матушка — Луиза де Бюдо, в прошлом одна из первых красавиц в стране. Она вышла за коннетабля
[24]
де Монморанси. Шарлотта их дочь.
— Должно быть, пошла в мать, — заметил король. Друзья посмотрели на него, потом переглянулись. Они прекрасно поняли, что у Генриха на уме.
Генриху было пятьдесят шесть лет, государственные дела требовали неотложного внимания, но за множеством обязанностей он не забывал о любовных делах.
Мария вновь забеременела; с Генриеттой в последнее время он почти не встречался, а потом, увидев Шарлотту, и вовсе забыл о ее существовании. Ему нужна была эта красивая, юная, свежая девушка.
Мысли Генриха занимала не только она, но и завоевания. Ему хотелось восстановить мир в Европе, и он считал, что это удастся, если покорит неспокойную Австрию. Зачастую, говорил он себе, конец войне можно положить одной решительной битвой. И замышлял такую битву. Если удастся расширить границы Франции до Рейна, она будет в большей безопасности, чем когда бы то ни было. Одно генеральное сражение — а потом можно развивать торговлю, нести процветание всей Европе с Францией во главе! Этот план шел бок о бок с мечтой о прекрасной юной девушке.
Шарлотта происходила из хорошей семьи, к тому же была помолвлена с Бассомпьером, несколько пресыщенным красавцем. Несколько лет он прожил с Мари, сестрой Генриетты, и отказался жениться. Генриетта просила Генриха принудить его к браку, но король на это не пошел.
Генрих нервничал. Он хотел бы поскорее выдать замуж Шарлотту, предупредив мужа, что брак фиктивный. Только не за этого жениха! Бельгарду было велено забыть о Габриэль, но разве он забыл? И Бассомпьер будет таким же настойчивым любовником.
Нет, Бассомпьер не годился в мужья Шарлотте.
Король, стоя у окна, с грустью думал о завладевшей его душой и плотью девушке. Во дворе сидел погруженный в свои мысли молодой человек. Увидев его, Генрих с нежностью улыбнулся.
Бедняга Конде! Мысли Генриха обратились к тому времени, когда он с отцом этого юноши проживал в Ла-Рошели. Все Конде оказывались невезучими; Генрих вспомнил первую жену своего кузена, изменявшую ему с Генрихом III, и вторую, как подозревали, соучастницу его убийства. Мальчик родился уже после его смерти и, поскольку мать его находилась в немилости, вынужден был полагаться на щедрость короля. Генрих дал ему титул принца Конде, хотя из-за репутации его матери многие сомневались, что по праву; заботился о нем, как о родном сыне.
