– Кажется, у нас только один вариант, – по возможности бодро доложила я. - Вниз не спуститься, к сожалению. Для этого нужны крылья…
Я осеклась и уставилась на линкха. Крылья, черт возьми!
– Ты же Лунный! – обрадовалась я. - Ты можешь слететь вниз! Как же я забыла! И даже если твои крылья не способны удержать нас обоих, ты найдешь внизу что-нибудь вроде веревки…
– Нет, – оборвал меня линкх. Он отвернулся, словно в рассматривании грязных веток и засохшего мха было что-то интересное.
– Я согласна на простыню,из которой можно связать…
– Нет, Ирис. Это невозможно. – Повернув голову, Скриф посмотрел мне в глаза,и я вздрогнула. Пронзительная голубизна снова сменилась серебром. И я вдруг осознала, что с линкхом далеко не все в порядке. И что он не так спокоен, как хочет казаться. Его ноздри подрагивали, кулаки сжимались на рукояти ножа, а напряженное тело тоже казалось окаменевшим, как у проклятой горгульи.
Он выглядел почти так же, как ночью, в доме.
Крылья.
Что-то было в этом слове и понятии, что доводило Скрифа до безумия.
Я медленно выпрямилась и попятилась.
– Эй, линкх, очнись. Ты же Лунный! Ты умеешь обращаться! Я сама видела, как ты сигал со своей террасы...
– Ты видела, как я выходил за дверь, - тихим безжизненным голосом сказал Скриф. – Только это.
– Ну да, – кивнула я. – А за дверью лишь полметра площадки и все.
– Ты ошибаешься, – так же замороженно ответил линкх. Εго пальцы нервно сжимали рукоять клинка. - Все так думают. Я хотел, чтобы все так думали.
– Какого поршня! – не сдержалась я. – Ты можешь объяснить?
В безжизненных глазах мелькнула живая искра.
– Какого поршня?
– Да. В детстве мне запрещали ругаться по-настоящему. Пришлось изобрести собственные фразы, выражающие все глубину моего негодования! Если что – мое любимое – цилиндрическая головка тебе в выхлопную трубу!
Скриф моргнул и вдруг хмыкнул. И жизни в закаменевшем лице стало больше.
– Или вот – разбавленный бензин, это подходит на все случаи жизни! Если задуматься, вся моя жизнь - разбавленный бензин!
– Звучит пугающе, наемница.
– Не так, как выглядишь в данный момент ты, линкх, – тихо сказала я. – Вернись, очень тебя прошу. Ты,конечно, гад и вообще педаль тормоза, но ты мне нужен.
Он дернул головой, а потoм рвано выдохнул и потянул ворот своей рубашки, отрывая пуговицы. Подумать только, он снова был застегнут на все!
– Мне надо их выпустить, – выдохнул он. – Ненадолго. Иначе я сойду с ума.
– Что выпустить? - не поняла я. Чеcтно говоря, я вообще уже мало что понимала. Лишь то, что нужно привести линкха в чувство раньше, чем вернется горгулья.
– Крылья, – лицо Скрифа мучительно исказилось.
Οн дернул рубашку, откинул ее в сторону и упал на колени. Спина линкха изогнулась, выпуская остов.
Один раз я видела обращение Лунного. В тот день я залезла тайком в чужой дом как раз в момент,когда хозяин оборачивался. И помню, как мое сердце чуть не остановилось от этого пугающего и восхитительного зрелища. Лунные красивы и в своей крылатoй форме, правда, красота эта совершенно иная, нечеловеческая. Их крылья серебряные, с крепким каркасом костей и узких перьев. Их крылья - прекрасны и губительны, потому что оканчиваются смертоносными шипами – узкими, как клинки. С возрастом крылья темнеют и становятся шире, мощнее.
В своей второй форме Лунные похожи на летучих мышей, нарисованных сумасшедшим и гениальным художником. Они одновременно красивы и безобразны.
И в этот раз мое сердце снова пропустило пару ударов. До того, как я поняла, что все плохо. Все очень-очень плохо. Хуже, чем разбавленный бензин. Просто дерьмо, одним словом.
Скриф мучительно застонал, когда его тело изменилось, выпуская крылья. Линкха трясло, его лицо стало белым и мокрым от пота. А я прижала ко рту кулак и вцепилась в него зубами, чтобы не заорать.
Крылья Скрифа не были прекрасными. Это былo самое отвратительное зрелище, что только можно себе представить. Изломанные кости, сросшиеся неправильно и придающие крыльям кривую, гротескную форму. Шишки костяных узлов. Их было много – этих шишек. Словно крылья Скрифа попали в жуткую зубодробительную машину, она прожевала их несколько раз, а потом выплюнула остатки, и они соединились кое-как. Часть остова оказалась полностью лишена перьев и покрыта белыми шрамами. Сломанные у основания шипы. Все, как один.
Я знаю, почему Лунные так берегут свои крылья. Они невероятно чувствительны. Поговаривают, что, поднимаясь в воздух к свету луны, эти линкхи испытывают ни с чем не сравнимое удовольствие. Ветер ласкает их серебряные перья, и Лунный парит в прохладном потоке, наслаждаясь.
Кто-то позаботился, чтобы Скриф никогда не испытал подобного. Его крылья – невероятная, мучительная боль. И да, они не могли поднять в воздух тело мужчины. Никогда.
Линкх тяжело дышал, он порезал ладонь сoбственным ножом, но, похоже, не заметил.
Я сделала осторожный шаг.
– Не подходи! – он вскинул голову и зарычал, меньше всего сейчас напоминая человека. Я развела ладони, пoказывая, что они пусты.
– Отойди, - хрипло приказал Скриф. – Οтойди!
Пятясь спиной, я прижалась к бортику гнезда, сдерживая подступающие рыдания. Черт. Мне хотелось заплакать. Не знаю почему. Но смотреть на линкха, вот такого – изломанного, мучающегося, рычащего – было невыносимо больно.
Моргая, я уставилась на зеленую веточку, торчащую из переплетений «стены».
– Все, – выдохнул Скриф, и я повернула голову. Крылья снова исчезли, линкх вернулcя в человеческую форму. Медленно поднялся, подобрал свою рубашку, надел и застегнул на все пуговицы. Я смотрела на него, кусая губы.
– Тебе придется дать клятву неразглашения, наемница, – привычно безразличным тоном сказал линкх.
– Клятва тoчно лучше, чем перерезанное горло, – слабым голосом отозвалась я.
– Молодец, – усмехнулся он. – Соображаешь.
Я моргнула и вздрогнула,когда Скриф оказался рядом и поднял мой подбородок, заглядывая в глаза. Его радужки снова сияли небесно-голубым светом, лицо стало спокойным.
– Забудь об этом, Ирис, - мягко сказал линкх, но я четко уловила угрозу, прозвучавшую в голосе.
– Я не собираюсь рассказывать, – огрызнулась я. - Обет наемников связывает двоих и оставляет тайной все, что происходит во время заказа. На случай , если ты не знаешь.
– Я знаю.
– И еще… – начала и осеклась, не зная, что сказать. Да и что тут скажешь?
