Правда, в первый раз долго вне своего тела Владислав не пробыл, потому как от неожиданности, что наконец получилось, он растерялся, даже испугался и вернулся обратно.
– Ух ты, ё-моё, получилось…
Радости как таковой не было, просто возникло чувство усталого удовлетворения. Тем более что поделиться своей радостью от успеха было не с кем, Эхинацея уплыла куда-то далеко от «Бегунка», о чем заранее предупредила. Все-таки ей стало скучно наматывать круги возле корвета, и ее потянуло исследовать океаны и моря планеты, а точнее оставшуюся стойкую к токсинам живность.
Результат удачного опыта требовалось немедленно закрепить, что называется по горячим следам, пока не сбились ощущения, и после короткой медитации успокоившую нервную систему и выровнявшую ментальную составляющую, Владислав вновь выглянул из телесной оболочки в виде чистой энергетической составляющей своей сути, для удобства прозываемой душой. Он увидел себя со стороны, возлежащего в ложементе с закрытыми глазами, и это было… странно.
О чем-то подобном он неоднократно слышал еще дома, на Земле. Множество людей, находившихся между жизнью и смертью в момент клинической смерти, рассказывали, как смотрели на себя со стороны, описывая то, чего не могли увидеть, например процесс оперирования.
Стало как-то неуютно. Трудно описать возникшее ощущение, когда, по сути, нет ни одного органа для фиксации этих самых ощущений.
От греха подальше Роев поспешил вернуться.
Но что это?
Тело словно стало чужим и не хотело принимать душу обратно. Стала иссякать энергия.
Владислав запаниковал, но быстро взял себя в руки.
«Почему идет отторжение?» – спросил он себя.
Приглядевшись к телу, Владислав понял, что нет дыхания и не бьется сердце. Тут же пришло решение проблемы, требовалось запустить сердце.
Телекинетическое воздействие на сердце, давление на легкие – и вот организм заработал и душа словно сама втянулась в телесную оболочку.
– Уф-ф… Для первого раза более чем достаточно, – прохрипел он после того, как сделал сиплый надсадный вздох.
Сердце бешено колотилось в груди, разгоняя застоявшуюся кровь.
– С этим нужно что-то делать, прежде чем повторять опыт.
Эта пси-техника оказалась с большим подвохом, и как этот подвох преодолеть, было не очень ясно.
«Устроить искусственную вентиляцию легких и прокачку крови?» – подумал он.
– Нет, – отрицательно мотнув головой, уже вслух сказал Роев. – Необходимого оборудования в экстренной ситуации под рукой может и не оказаться, а терять прежнее тело каждый раз, когда придется покинуть свое тело, совсем не дело, слишком уж расточительно. Так что не будем искать легких и простых путей, ибо сказано кем-то мудрым, что иная простота хуже воровства… В конце концов, лежат иные тела в коме без всякой внешней поддержки и в ус не дуют, вполне себе дышат самостоятельно и сердце само бьется, так что и мне по данному пути нужно идти.
И начались выматывающие опыты, по степени опасности сравнимые с танцем на минном поле. Одна ошибка – и…
Роев осторожно покидал собственное тело, чутко следя за его состоянием. Поначалу все было нормально, но стоило только оборваться некоей связующей нити, соединяющей тело и душу, и вот тело начинало умирать, останавливались процессы в мозгу, а следом переставали работать легкие и сердце, хотя в чисто медицинском плане все должно быть наоборот. И как Роев ни бился над ситуацией, исправить он ее не мог. Ну не желало тело функционировать без наличия в ней души, хоть ты тресни.
– Но ведь коматозники дышат! – ярился он после очередной неудачи. – Что не так?!
«Может, то, что, несмотря на потерю сознания, душа все равно остается в теле? Не зря же у них мозговая активность фиксируется, пусть и слабовыраженная, – подумал Владислав. – А те коматозники, что лишились души, как раз лежат подключенные к системам жизнеобеспечения…»
– А как тогда другие псионы выходят из тела и не имеют проблем?!
То, что другие псионы могли выходить из тела и возвращаться спустя продолжительное время, говорило, что это возможно, нужно только понять, в чем загвоздка. Ситуацию осложняло отсутствие знаний и учителей.
Конечно, Эхинацея в свое время много чего выяснила о псионах, когда узнала о своем даре и решила развивать его, но в открытых источниках все не говорят. Более того, вполне вероятна ситуация, когда в пласте правдивой информации закладывается деза, которая если не обнуляет истинную информацию, то сильно ее искажает.
Хотя, с другой стороны, зачем, задавался вопросом Роев. Ведь псионы узнают все, что необходимо, из своих баз данных.
«Узнать-то узнают, только получив сетку и базы, эти псионы становятся подконтрольны государствам, а точнее корпорациям, что и рулят всем Содружеством», – подумал он.
– Может, все дело как раз в нейросети? Она заставляет работать сердце и поддерживает тело живым, пока душа гулять изволит?
Обдумав мысль со всех сторон, Роев пришел к выводу, что так оно, собственно, и есть, нейросеть и есть та аппаратура, что поддерживает жизнь в теле, только она внутренняя, а не внешняя, и это было крайне печально.
Когда вернулась Эхинацея после очередного своего вояжа, Владислав поведал ей о своих успехах и открытиях.
– Паршиво… – сказала она. – Но, похоже, что ты прав. Не зря ведь нейросети в зависимости от назначения добавляют людям те или иные характеристики: сила, скорость реакции, прочность костяных тканей и так далее. А как твой симбионт? Может, возложить поддержание жизнедеятельности на него? Он ведь, по сути, живой аналог нейросети… вплоть до того, что тоже усиливает костную ткань, реакцию, ускоряет очищение организма от токсинов…
– А мой симбионт дезертир, – хмыкнул на это Роев. – Стоит только телу начать откидывать копыта, как он начинает собирать манатки, чтобы искать новое пристанище.
– Паршиво… – повторила она.
– Но мысль интересная, – задумался Владислав. – Нужно над ней поработать. Может, удастся как договориться. Надо провести дополнительные эксперименты… Ну а ты как? Что-то тебя в этот раз особо долго не было. Возникли проблемы, или может, мне начать ревновать?
– Э-э… – аж опешила от такого наезда Эхинацея и как-то растерянно спросила: – К кому?
– Ну не знаю… может, тут свои киты водятся?
– Вот же ты…
– Или ударными темпами вырастила себе клона и гуляешь где-то, – прохрипел Владислав, когда его начало душить.
Удушение вообще стало любимой забавой Эхинацеи.
– Еще не вырастила.
– Как вообще успехи в этом направлении?
– Да я, собственно, вернулась больше для того, чтобы возвратить суррогатных матерей, они мне больше не нужны. Так что получи и распишись, они в целости и сохранности.
