Она сказала:
— Это не был пустяк.
— Что же тогда?
Снова это молчание.
— Возможно, если бы ты смогла объяснить, мисс Хетерингтон поняла бы. Ты знаешь, она справедлива. Если у тебя была основательная причина, она поймет, что на мгновение ты потеряла над собой контроль. Мы все знаем, как Шарлотта может испытывать терпение окружающих.
Но она не хотела говорить. Я пыталась снова и снова, но хотя и была уверена в ее привязанности ко мне, я ничего не могла от нее добиться.
— Она злая, — все, что она говорила. — Она злая и лгунья, и я ее ненавижу. Я рада, что сделала это.
— Не говори этого мисс Хетерингтон. Ты должна вести себя покаянно и сказать, что сожалеешь и никогда больше ничего подобного не сделаешь. Полагаю, тебе придется после этого переписывать какие-то строчки. Вероятно, ты весь день завтра проведешь здесь, отбывая свое наказание.
— Мне все равно. Я рада, что сделала ей больно.
Я вздохнула. Это была неправильная позиция, и я была очень обескуражена тем, что Тереза отказывалась рассказать, что произошло, даже мне.
Я должна была вернуться к Дейзи и признаться в своем поражении.
Проходили неловкие дни. Шарлотта использовала свою травму как только могла. Однажды я зашла в ее спальню и нашла там Фиону и Юджини вместе с Эльзой. Они сидели на кроватях и смеялись.
Упрекать их было трудно, если вспомнить, что совсем недавно я могла фигурировать в такой же сцене в Шаффенбрюккене.
Я продолжала избегать Джейсона Веррингера, но иногда все-таки выезжала одна. Когда я направлялась в город, я выбирала длинную кружную дорогу, чтобы не проезжать близ Холла. Это вело меня мимо Грачиного Стана. Я видела там признаки деятельности и догадалась, что Кавердейлы въезжают.
Я не решалась заходить на почту, но все равно в один прекрасный день я должна была это сделать, и наступил момент, когда я храбро вошла. Миссис Бэддикомб при виде меня была вне себя от радости. Она не выказывала обиды на мою холодность во время нашей последней встречи. Она заставила меня прождать, пока не обслужит двух клиентов, а затем наградила своим живым любопытным взглядом и с видом близкой подруги перегнулась через прилавок.
— Приятно видеть вас, мисс Грант. Я слышала, в школе с этим маскарадом много хлопот.
— О да, — ответила я. — Это юбилей строительства Аббатства, так что это особый случай.
— Надо же! Это ж столько лет назад. Я тут говорила миссис Тейлор, когда она сегодня утром заходила, что интересно бы узнать, как там маленькая Миранда поживает. Спорю, счастлива достаточно. Эта Джейн Гиттингс обожает ее, да и Ада Уолли тоже.
— Кто такая Ада Уолли?
— Сестра Джейн. Уолли тут в Колби жили много лет. Старый Билли Уолли был управляющим в сидровом деле. Хорошо себя обеспечивал. Вырос он на болотах, и девочки с бабушкой оставались там, пока еще были маленькие. Когда он ушел от дел, поехал в этот коттедж на болотах. Мать его тогда уже умерла. Джейн вышла за Гиттингса, Ада же поехала с ним по дому работать. Это в Бристонли, как раз на краю болот. Они все о болотах говорили, эти Уолли. Было время, когда Перси Биллингз по Аде вздыхал, да ничего из этого не вышло, потому что ей надо было за стариком приглядывать, а потом Перси взял да вдруг и женился на Дженни Марки.
— Прямо маленькая сага.
— Так и есть, дорогуша. Ада была бы хорошей матерью. Я так понимаю, она позаботится о маленькой Миранде, она и Джейн заодно. У Джейн тоже ребят не было. Забавно, как у некоторых они есть, а у некоторых нету… и похоже, те, кому они не нужны, их и получают. Вот Софи Прествик. Сразу видно, чем она занималась. Там придется быстренько свадьбу играть, попомните мои слова. Так вот, Софи резвится и попадается… а эти, которые их хотят, не могут никак получить. Например, возьмите сэра Джейсона…
Она хитро на меня посмотрела.
Я сказала ей, какие марки мне нужны, и почти против воли она открыла свою папку и дала мне их.
— Ну, мы еще увидим дела, правда же, теперь, когда замешанная в это дело дама пропала, можно сказать.
— Пропала?
— Мы же не знаем, куда, правда? Все, что мы знаем, это что нету ее с нами теперь. И еще я вам вот что скажу, мисс Грант, ничто на месте не стоит, так? Жизнь идет дальше. Я. часто себя спрашиваю, а дальше-то что?
— Кажется, вы очень хорошо информированы обо всем, что повсюду происходит, — с иронией сказала я.
— Это все в самой природе почтовой службы, можно сказать. Как я всегда говорю Бэддикомбу. толку в этой работе мало… работаешь много, а получаешь гроши… Но я говорю ему: есть еще люди… и из-за этого она того стоит.
Она подняла глаза и с видом благодетельницы человечества положила свою папку в ящик.
Я вышла, чувствуя облегчение оттого, что она не выглядела задетой и пытаясь понять, уловила ли она вообще мое неодобрение во время нашей последней встречи.
После полудня я отправилась гулять в развалинах, поглядывая, не замечу ли Джейсона Веррингера. Он вполне мог ходить здесь, поскольку я догадывалась, что он пытается меня поймать и рано или поздно сделает это.
Я вышла к прудам и стала смотреть на воду. Шум водопадов успокаивал, и я пошла вдоль прудов к реке, а потом побрела по ее берегу.
Возвращалась я той же дорогой и, дойдя до прудов, увидела Терезу.
Я позвала ее, и она бегом пустилась ко мне.
— Ты тоже вышла прогуляться? — спросила я.
— Да. Я видела, что вы пошли в эту сторону.
— Нам придется поворачивать обратно. Я не должна опаздывать на урок, да и ты тоже. Справилась ты со своим заданием?
— О да. Мне пришлось выучить несколько строф из «Илиады».
— Довольно длинный кусок?
— Я уже знала большую часть.
— Тереза, мне жаль, что так получилось. Ты уверена, что не хочешь об этом говорить?
Она уверенно кивнула. Я вздохнула.
— Я думала, ты поймешь, что можешь мне довериться.
Она продолжала молчать, и на ее лице промелькнуло ослиное упрямство. Мы шли молча.
— У тебя есть роль в маскараде? — спросила я.
— Нет. Ну, только в конце… в упражнениях и в школьной песне. Мисс Грант, я хочу у вас кое-что спросить, Я с облегчением вздохнула: все-таки она скажет мне, что сделала Шарлотта, чтобы ее так глубоко оскорбить.
— Да, Тереза?
— Об этом трудно говорить, потому что я думаю, он вам нравится… Я думаю, он вам очень нравится.
— Кто? О чем это ты?
— Это о миссис Мартиндейл.
Я почувствовала, что мой голос дрогнул, когда я произнесла:
— Что же о ней?
— Я… я думаю, она умерла. Я… я думаю, ее убили.
