— Лен, это обязательно было, про грузовик рассказывать?
— Да ты что! Я же их только ради этого на речку и потащила!
Жаль только, что мое торжество быстро смазал один из работников заповедника, у которого Ольга Радомиловна не постеснялась тревожный факт уточнить.
— Какой грузовик? А-а-а, так если вы то место хотели посмотреть, это вам с другой стороны заезжать надо было — возле Осиповки стремнина, лед промывает… А вы от Лабазного приехали, там отмель, Елань чуть ли не до дна промерзает!
Мирослав, оглянувшийся, чтобы посмотреть с укором, получил в ответ только мою широченную улыбку.
— А на обратной дороге я покажу вам то место, где видели медведя-шатуна! — жизнерадостно ознакомила я гостей с продолжением программы, выбрав момент, когда сотрудников заповедника рядом не было.
А то ведь с этих кайфоломщиков станется объяснить, что шатун — событие сомнительной свежести и случилось еще до меня.
А после моего прибытия — ни-ни, ни одного шатуна.
Злые языки улавливают между этими явлениями некую связь, но обращать внимание на подобные слухи — ниже моего достоинства.
— Ле-е-ена, — еле слышно застонал рядом Елистратов. — Не надо шатуна! До туда же крюк здоровенный, пожалей лошадок!
— Да ничего, им не во вред, они здорово застоялись в последнее время! — Филлипыч возник рядом, довольно щурясь.
Начальник мрачно посмотрел на меня. На него. Безошибочно констатировал сговор. И попросил:
— Меня. Меня пожалейте. Как людей прошу!
На минутку я потеряла контроль над совестью и испытала угрызения, но могучим волевым усилием пресекла эту несанкционированную активность.
Вот сейчас я гостям шатуна не покажу, а завтра они страх потеряют, да?
— Лена!
Я скосила глаза на Елистратова и неохотно уступила:
— Ну, ла-а-адно…
Филлипыч за плечом раздосадованно хмыкнул, а начальник отправился исполнять долг гостеприимства.
Кстати, раз шатуна в программе не будет, у меня где-то час времени высвобождается. Улучив минутку, я перехватила Максима под локоток, и поинтересовалась интимным шепотом:
— А можно я домой сегодня пораньше?
— Лена, блин! К чему все эти акции запугивания?! Я бы и так отпустил!
— Макс, ну ты как маленький. Не тебя же запугивали!
О, этот взгляд! Проникновенный, будоражащий, говорящий…
Говорящий: у тебя совесть есть? А если найду?
Вот право слово, взрослый человек, а такая детская вера в чудо!
— Катись, — буркнул он вслух.
Ему сегодня “пораньше” не светило. Ужин, банька, водочка, дев… Перебор. Девки на территории были строго запрещены, специализация у нас другая, семейная, и за допущенных на территорию работниц эскорта виновного казнили через увольнение. И, возможно, для кого-то Елистратов и мог бы нарушить собственные правила — но уж всяко не ради гостей, которые ему поперек души.
Я отчасти его печаль-тоску понимала. Но разделить не могла. У меня сегодня Адка.
И теперь, руля домой сквозь рано густеющие зимние сумерки, я думала без конца о белобрысой козе, сетовала на ее упрямство и безответственность по отношению к себе. Я ж ее еле-еле в университет запихнула. Дуреха так и собиралась положить себя на алтарь благополучия нашей большой-маленькой семьи, только потому, что была убеждена, что я ее спасла от жизненной беспросветности.
Кто кого спас…
Шел пятый месяц беременности. Я тогда только-только устроилась на новую работу, и объезжала окрестности — знакомилась. Машина, выданная на работе и поименованная Тигриком, довольно урчала мотором и дула в ноги теплом. Списанный армейский внедорожник, дубоватый на ходу и тяжеловатый для женской руки в управлении, но надежный и устойчивый на любой дороге, бодро месил дождевую грязь шинами. Погода последнюю неделю царила премерзкая. Будто кто-то там наверху опомнился и решил додать разом все недаденные за удивительно безоблачное лето осадки.
Любуясь относительно мрачными пейзажами, я заметила человека, бредущего по обочине, по той самой грязи, на своих двоих. Он сутулился и периодически пытался голосовать, но без особого успеха — участок трассы между городом и россыпью окрестных поселков был пусть и довольно оживленным, но желающих подобрать то ли подростка, то ли субтильного взрослого, не наблюдалось. Я бы тоже проехала мимо, блюдя собственное частное пространство и безопасность (мне теперь не только о себе переживать, а люди разные бывают), но беременность сделала меня сентиментальной. Я затормозила и сдала назад.
И это решение стало вторым неоспоримым доказательством моей гениальности.
Неожиданный попутчик оказался попутчицей — симпатичной светловолосой девчонкой с веснушками на носу, на вид ей было лет восемнадцать, а то и меньше.
— Аделаида, — представилась она, пристегнув ремень безопасности. — Это город, в Австралии.
— А я — Лена, будем знакомы, — этим не по возрасту серьезным глазам так и тянуло улыбнуться, и я улыбалась, с удовольствием и от души. — Замерзла? Чай будешь?
Тигрик голодно утюжил дорожное полотно — застоялся в гаражах “Тишины”, всё никак не мог накататься.
Настроение у меня было неубиваемо хорошим, впервые с того момента. как УЗИ показало мне двойню, пожалуй.
Рассосался гадский узел в солнечном сплетении, мешавший свободно дышать, и финансовый вопрос, висевший надо мной Дамокловым мечом, потерял остроту.
Место, где предстояло работать, мне понравилось, работу я знаю и люблю, начальник неплохой мужик и разрешил пожить на базе, пока не подберу квартиру в городе, и даже посоветовал надежное агентство…
Жизнь налаживалась.
— Ты чего пешком-то? — с беспечным видом забросила я удочку.
— Да так… Автобус уехал, вот и пришлось…
Она не очень хотела рассказывать, эта веснушчатая девочка со стылым отчаянием в глазах, но крокодилья хватка, прикрытая шуточками и беспечностью, чай в термосе и дезориентирующее пузо (никто не ждет подвоха от беременной, а зря, я вот, к примеру, была воплощением коварства!) сделали свое дело.
Адка ездила из Чернорецка, где училась, в райцентр, воевать с чиновниками за положенное сироте по закону государственное жилье. Битва эта не то, чтобы была проиграна, жилье-таки положено же, но скорее походила не на битву, а на затяжную осаду, где стороны в качестве боеприпасов обстреливают друг друга бумажками, к тому же противник не гнушался грязных приемов — например, продержать посетительницу под дверями до тех пор, пока она сама не уйдёт на последний автобус. Ада не унывала и отступать не планировала.
Слово за слово…
Она только закончила колледж, из общежития пришлось съехать. Все лето скакала по подружкам, неделю тут, неделю там, целых три, приглядывая за пустой квартирой уехавших в медовый месяц знакомых молодоженов. В свои восемнадцать с небольшим подрабатывала в ресторане. Мечтала о стабильной работе. Квартиру вот выбить. И работу.
