Наш сознательный мозг способен обрабатывать от сорока до шестидесяти битов в секунду – информацию, содержащуюся в короткой фразе
[181]. У бессознательного же емкость гораздо больше. Наша зрительная система, например, способна управляться примерно с десятью миллионами битов в секунду. В результате первичная зрительная кора способна пропустить в сознательную часть мозга лишь крошечную толику этого потока. А потому между вашим бескрайним бессознательным сенсорным восприятием и ограниченным сознательным вниманием стоит система когнитивных фильтров. Эти фильтры стараются угадать как можно точнее, что для вас имеет значение и важно. Это они допускают до вашего сознания, а остальное глушат.
Мозги участников той партии в «Монополию» о моих действиях своим хозяевам не сообщили, потому что один из факторов, на которые полагаются наши фильтры, когда принимают решение, что важно, а что нет, – наши ожидания и прогнозы. Ожидания укоренены в наших убеждениях и накопленном опыте взаимодействий с этим миром. Соответственно, события, которые представляются обыденными, обычно оказываются в категории менее значимых, чем события невиданные – или меняющиеся обстоятельства, в которых может таиться опасность или возможность. Поскольку мое поведение было похоже на обыденное, никаких отклонений никто не ждал, а потому и не заметил.
Из работ Куниоса и Бимена следовало, что наши идеи подлежат подобной же фильтрации. Это необходимо, поскольку бессознательное человека необычайно ловко умеет отыскивать ассоциации. Допустим, вы раздумываете, не поесть ли на ужин спагетти. Спагетти у вас ассоциируются с соусом «болоньезе», «болоньезе» – с Болоньей, Болонья – с Италией, и вот уже вы размышляете над «Рождением Венеры» Боттичелли. А еще спагетти ассоциируются у вас с фрикадельками, фрикадельки – с сэндвичами-сабами, и вот уж вы думаете об атомных субмаринах. В таких каскадах ассоциаций возникают гейзеры новых идей. Можно сделать такой болонский соус, какой вы едали как-то раз в Италии. Можно слетать в Болонью поужинать. А можно поужинать на борту атомной подлодки. Некоторые идеи полезны, кое-какие – нет, и если бы ваше дивергентное мышление – производство необычных или новых идей – перло без остановки, вы бы погрязли в непродуктивных мыслях.
Наши бессознательные фильтры действуют быстро и без усилий, их задача – подавлять идеи, от которых нет пользы, и давать вам сосредоточиваться на более многообещающих. Если вы ремонтируете ванную, мысли отделать ее мрамором, гранитом или винилом прийти вам на ум могут, а вот углем, мятными шоколадками или газетой – нет, потому что ваше бессознательное устранило варианты, которые показались ему бесполезными.
Оборотная сторона такой фильтрации – в том, что, как и в той партии в «Монополию», бессознательный ум игроков не дал возможности обратить на мои поступки внимания, фильтрация идей иногда не дает дельным все же просочиться – наш мозг способен на необычные и полезные ассоциации, но они оказываются отброшенными.
Идеальный уровень фильтрации мятные шоколадки бы не пропустил, а вот некоторым другим необычным вариантам, достойным рассмотрения, дорогу дал бы – например, бамбуку или резине. В этой главе мы рассмотрим, как действуют наши фильтры идей и то, как они тормозят революционное мышление, которое нам зачастую необходимо для процветания в нынешнем обществе.
Нешаблонное мышление
Разбогател Клэренс Сондерз на своих продуктовых магазинах. Работать он начал в девять лет – на школьных каникулах в универсаме. Через десять лет начал торговать продуктами оптом. И вот однажды в конце лета 1916 года некий универмаг, желавший открыть продуктовую лавку, попросил Сондерза сгонять из родного Теннесси в Терре-Хот, Индиана, чтобы пошпионить за неким магазином, у которого, по слухам, новаторское обустройство.
Продуктовые лавки в 1916-м все еще работали так же, как в XIX веке. Вопреки тому, что производители к тому времени уже изобрели методы закатывать в жестянки и фасовать пищу, а потому уже не нужно было хранить все на свете в бочках и ларях, магазины продолжали держать все товары за и под прилавком. Это означало, что покупателям приходилось сообщать продавцу, что им нужно, а затем ждать, пока продавец достанет спрошенное, определит его цену и положит в пакет. В часы затишья делать продавцам было почти нечего. В людное же время они не справлялись с наплывом клиентов, возникали длинные очереди, покупатели вынуждены были ждать. Неэффективность делала продуктовые магазины паршивым предметом вложений, вот поэтому-то универмаг и отправил Сондерза на разведку – выяснить, нельзя ли все делать ловчее. Но в том магазине в Терре-Хоте Сондерз никакого волшебства, способного повысить прибыльность заведения, не обнаружил.
Долгой и жаркой дорогой домой Сондерз глазел на однообразные поля пшеницы и кукурузы, на скот, на пыльные городишки. Обычные пейзажи, какие видал он много раз, обыденный мир, на который Сондерз не обращал сознательного внимания. Уныло размышлял он о зряшной поездке, когда поезд сбавил ход у свинофермы, где матка кормила шестерых поросят. Непримечательная сцена в хрене среднезападной глухомани. Но Сондерзу словно сунули под нос план спасения лавочного бизнеса. Поросята обслуживали себя сами. Отчего же не дать людям себя обслуживать? Если перепланировать продуктовые магазины, покупатели смогут собирать себе продукты самостоятельно.
Как и все в торговле продуктами, Сондерз мыслил ее себе с фиксированной точки зрения, мешавшей его уму рассмотреть новые системы обслуживания покупателей. Но та сцена на свиноферме явила ему образ нового метода, подхода более совершенного. Вернувшись, он доложил о провале миссии, а вот о своем видении не рассказывал. В следующие несколько месяцев он разработал кое-какие подспорья, что понадобятся ему для воплощения замысла: магазинные корзины, ценники, стойки с полками и витринами, разделенные проходами, кассы на выходе. Все это мы ныне принимаем как должное, а до Сондерза этого не существовало.
Свой первый продуктовый магазин Сондерз открыл в 1916-м, а в 1917-м запатентовал новое устройство такой лавки. Он назвал свою сеть лавок в честь тех свинок – «Пиггли Уиггли»
[182]. Через шесть лет их стало тысяча двести, в двадцати девяти штатах, а Сондерз сделался очень состоятельным человеком. Сеть существует до сих пор, большинство магазинов – на Юге.
Идея Сондерза, как ключ к любой загадке, очевидна, стоит только ее изложить. Но если и возникала такая мысль у какого-нибудь управляющего продуктовой лавкой до него, она, судя по всему, не показалась плодотворной, чтобы ее пропустили к сознательному вниманию того человека. Самые находчивые предприниматели того времени жаждали исправить положение в розничной продуктовой торговле – готовы были даже шпионить и подворовывать чужие торговые приемы, – но изобрести такую вот свежую систему так и не сумели.
Как же устроен фильтр идей в мозге и как преодолеть его цензуру, если надо? Задачи повседневности, подобные той, какую решил Сондерз, слишком громоздки, чтобы анализировать их в контролируемом научном эксперименте. Но чтобы изучать механику того, как люди мыслят нешаблонно, ученые навыдумывали абстрактные задачи, решения которых требуют, по сути, тех же навыков. Одна из самых всесторонне изученных была впервые опубликована в «Циклопедии загадок» у Сэма Лойда за пару лет до того, как Клэренса Сондерза посетило озарение. Той задачке уже сто лет, а ее что ни месяц до сих пор рассматривают в нескольких научных статьях. Называется она «Девять точек», в ней нужно соединить точки четырьмя неразрывными отрезками – не возвращаясь вдоль линии назад и не отнимая карандаша от бумаги.
