Интересно отметить: во время игры все птицы, казалось, с удовольствием делились друг с другом. Ни одна птица не захватывала больше одной игровой площадки или больше двух-трех игрушек за раз. «Не было отмечено ни одного явного случая агрессии и монополизации объектов», — говорят исследователи.
Между тем Тейлор считает, что новокаледонские вороны, за которыми он наблюдает в вольерах, кажется, играют не ради развлечения. «Им нравится брать в клювы всякую всячину, — говорит он. — Если оставить в вольере палочку, они будут долго с ней возиться — прятать, трогать ею все вокруг, пытаться засунуть в отверстия. Но это трудно назвать игрой, поскольку в дикой природе они именно так добывают себе пропитание».
Недавно Тейлор решил узнать, можно ли замотивировать новокаледонских ворон не едой, а спонтанным развлечением — катанием на крошечных скейтбордах. Может быть, им так же понравится кататься, как их японским и русским сородичам? К сожалению, эксперимент не удался. «Они не проявили никакого интереса к скейтбордам, — говорит Тейлор, — поэтому мы оставили свои попытки».
У ОКЛЕНДСКИХ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ и их коллег есть к воронам один серьезный вопрос: что появилось раньше — их впечатляющие когнитивные способности или орудийное поведение? Не стали ли эти птицы умнее благодаря тому, что начали использовать и делать инструменты? Или же они были настолько умными изначально и их продвинутые когнитивные способности обеспечили ментальный фундамент или инструментарий для развития орудийного поведения?
Вполне возможно, что жизнь на острове способствовала развитию интеллекта у новокаледонских ворон, как это произошло и с дятловыми вьюрками на Галапагосах. Относительно непредсказуемая среда могла создавать эволюционное давление, стимулируя развитие сложных когнитивных способностей, необходимых для того, чтобы справляться с ее вызовами. Это адаптивное изменение, в свою очередь, могло послужить основой для эволюции орудийного поведения.
С другой стороны, само использование инструментов могло стимулировать когнитивный прогресс. Вороны могли случайно начать использовать палочки для добывания пищи. Это поставило перед ними целый спектр новых мыслительных и физических задач, решение которых оттачивало и развивало соответствующие когнитивные способности. Наиболее умелые «инструментальщики» обзавелись селективным преимуществом, получая доступ к чрезвычайно питательной еде — личинкам. (Этот источник пищи так высоко ценится птицами, что один новозеландский попугай кака потратил больше 80 минут на то, чтобы выковырять одну-единственную личинку из-под коры дерева.) После того как орудийное поведение широко распространилось, естественный отбор мог благоприятствовать эволюции таких приспособлений, как широкий угол бинокулярного зрения.
Алекс Тейлор говорит, что найти ответ на вышеуказанный вопрос о курице и яйце — заветная мечта исследователей: «Если продвинутое орудийное поведение действительно влияет на развитие интеллекта, значит, популяции птиц с длительной историей использования и изготовления сложных инструментов, должны быть умнее других. Если мы это докажем, значит, гипотеза технического интеллекта имеет под собой весомые основания».
Как отмечает Гэвин Хант, идея сложить два и два и использовать палку для добычи личинок из-под коры могла прийти только в относительно умную голову. «Тем не менее я не уверен, что изначально новокаледонские вороны были намного умнее своих сородичей, — говорит Хант. — Но после того как они взяли палкообразное орудие в клюв, это стимулировало развитие их когнитивных способностей до того впечатляющего уровня, который мы видим сегодня».
Таким образом, орудийное поведение может быть подобно игровому, то есть одновременно требовать интеллекта и развивать его.
ЗНАМЕНИТЫЙ умник 007 был пойман в лесу на горе Коги, где вороны изготавливают наиболее сложные ловчие инструменты-крюки. Обладал ли он какими-то исключительными качествами? «Да, исключительной смелостью и упорством, — говорит Тейлор. — Он был самым молодым в семье из трех птиц, и все его родственники были очень смышлеными». Исследователям было достаточно подойти к вольеру и указать на 007 пальцем, чтобы тот расценил это как сигнал к действию и мгновенно подлетел к экспериментальному столу, готовый к работе. Иногда, войдя в птичник, Тейлор видел, что 007 топчется у двери вольера и ждет начала экспериментов. «Мне приходилось говорить ему: „Извини, парень, но тебе придется подождать. Сегодня мне нужно поработать с твоими глупыми соседями“».
Тем не менее Тейлор находит различия между отдельными воронами менее интригующими, чем различия между вороньими популяциями в разных частях острова, в частности касающиеся вариаций в орудийном поведении и когнитивных способностях.
В настоящее время исследователи из Оклендского университета поставили перед собой новую амбициозную цель: организовать международные усилия по изучению генетических основ интеллекта новокаледонских ворон как в общем, так и на уровне отдельных популяций. Один из подходов предполагает сравнение геномов новокаледонских ворон и других близкородственных видов. Цель — выявить гены, которые присутствуют в геноме новокаледонских ворон, но отсутствуют у близкородственных видов, и посмотреть, как эти гены могут быть связаны с различиями в когнитивных способностях.
Другое направление, которым сейчас занимаются оклендские исследователи, — это изучение вариаций в когнитивных способностях и генетическом профиле среди различных популяций новокаледонских ворон. Например, самец вороны 007, представляющий популяцию на горе Коги с собственной культурой изготовления сложных крючкообразных инструментов, может обладать другим набором генов, чем его сородич Блю, выходец из популяции в Ла Фоа в центральной части Новой Каледонии, где распространены простые палкообразные инструменты. Различаются ли вороны из разных частей острова с разным по уровню сложности орудийным поведением в своих когнитивных способностях? И коррелируют ли эти различия с генетическими вариациями?
В СВОЙ ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ на Новой Каледонии я решила посетить лес на горе Коги, где родился и живет 007. Поднявшись на вершину по извилистому серпантину, я припарковалась на обочине и вошла в девственный тропический лес, покрывающий горные склоны, где живут крупные новокаледонские плодоядные голуби ноту, гигантские гекконы Лича и растут огромные деревья каури с неохватными стволами (диаметр их ствола может достигать двух с половиной метров, а высота кроны — более 20 м).
Тейлор сказал мне, что сейчас у 007 наверняка появилась своя семья. Я надеюсь хотя бы мельком увидеть местных ворон, но день быстро идет на убыль. У себя дома я привыкла к тому, что сумерки сгущаются медленно, постепенно. Но здесь, на экваторе, день заканчивается внезапно, особенно под плотным пологом леса. Вокруг становится жутковато.
У каждого леса свой характер, свои звуки и запахи. Тропические горные леса Новой Каледонии хранят в себе запахи первобытных растений, крики первобытных птиц. Во влажном тенистом подлеске растет примитивный вечнозеленый кустарник амборелла (Amborella), ближайший родственник первых цветковых растений. Огромные древовидные папоротники семейства циатейных (Cyatheaceae) наподобие тех, что росли в Пермский период 275 млн лет назад, вздымают на 20-метровую высоту свои трехметровые листья — одни из крупнейших на нашей планете. На канакском языке название этого папоротника звучит как «исток человеческой земли». Легенда гласит, что первый человек вылез из дупла в стволе древовидного папоротника.
