Долфин. Вот именно. Но… О, эти ярко-синие с зеленоватым оттенком глаза, эта непосредственность, эта трогательная, обворожительная глупость! Она затрагивает забытые струны души. Знаете, я обожаю «Хроматическую фантазию» Баха, меня восхищает «Соната № 32» Бетховена, его сто одиннадцатое по счету творение; но сей факт не мешает мне расплакаться от нового упоительного вальса в исполнении оркестра отеля. Даже в самых ладно скроенных мозгах всегда найдется местечко, что реагирует на видовые открытки, крошку Нелли и фильм «Идеальный день подходит к концу». Мисс Тумис нащупала мою ахиллесову пяту. Она скучна, глупа, пожалуй, несуразна, но, боже! – как это умилительно и как прелестно.
Поль. Мой бедный Долфин, вы пропали, утонули… spurlos
[148].
Долфин. И так хорошо все складывалось, я упивался своей вновь обретенной уверенностью и, осознавая ее недолговечность, старался изо всех сил. Я проделал огромную работу, но затем – вуаля! – все мои усилия одним махом пошли насмарку. Уж не знаю, какой был в том злой умысел, но она, эта Лукреция, налетает вдруг стервятником и беспардонно, не выдумав даже предлога, прямо перед носом похищает мисс Тумис. Какая женщина! Она меня пугает. Я постоянно пытаюсь от нее удрать.
Поль. А, значит, полагаю, она вас постоянно преследует.
Долфин. Она испортила мне вечер, а возможно, и все шансы на успех. Мой драгоценный час уверенности в себе будет истрачен попусту (хотя надеюсь, мои слова вас не обидят)… истрачен на вас.
Поль. Шанс еще представится.
Долфин. Вопрос когда… когда? К тому моменту я, верно, буду уже ни на что не годен, изведусь весь в муках.
Поль. Да, муки ожидания мне знакомы. Я сам в 1916 году был обручен с румынской княжной. Но потом досадным образом рухнул курс румынской валюты, и наш союз пришлось отложить на неопределенное время. Да, больно, но, поверьте, это можно пережить. (Он смотрит на чек, потом на часы.) Есть вещи много хуже. Поверьте, Долфин, это можно пережить.
Долфин. Наверное, можно. Ведь когда слова все сказаны, мало кто, черт возьми, принимает произошедшее близко к сердцу. К счастью, такие как Жюли де Леспинас, встречаются нечасто. Моя эмоциональность так даже ниже нормы. В двадцать я верил, что обладаю страстной натурой: как и любой в этом возрасте. Но сейчас, когда я уже в состоянии оценивать себя без лукавства, понимаю, что я, собственно, из тех, кто ни разу не чувствовал остро, не жаждал сильно. Мне все абсолютно безразлично. Иногда я пытаюсь огорчиться той мыслью, что наш мир – выгребная яма, что люди – убогие выродки приматов, чьи кропотливо состряпанные идеалы – чистый вздор и с реальной жизнью не в ладу, что вся эта жизнь – затянутая дурная шутка, которая идет к концу. Но по-настоящему меня это не тревожит. Мне дела нет. Прискорбно, ведь дело быть должно. Лучшие мира сего считали это своим делом. И все же, должен сказать, я хотел бы заполучить мисс Тумис. И сбить с толку эту женщину, эту Граттарол. Зачем, черт побери, она за мной таскается?
Поль. Надеюсь, мы сейчас это выясним.
Поль показывает кивком головы влево, что они уже не одни. Из сада выходят Лукреция и Эми. Лукреция держит спутницу за руку и решительно шагает к двум мужчинам. Эми явно страдает от того, что ее так тащат.
Лукреция. Виконт, мисс Тумис хочет, чтобы вы поведали ей о Корреджо.
Эми (чуть испуганно). Да? Правда?..
Лукреция. И еще (грозно) о Микеланджело. Она большая поклонница искусства.
Эми. Пожалуйста, не стоит утруждаться…
Поль (изящно склонившись). С радостью. А мисс Тумис в ответ поведает мне о Лонгфелло.
Эми (засияв). О да, разве вы не любите его «Эванджелину»?
Поль. Конечно, люблю; но с вашей помощью, мисс Тумис, надеюсь, что научусь любить ее сильнее.
Лукреция (обращаясь к Долфину; тот смотрит на Эми, потом на виконта, а потом снова на Эми; его взгляд выдает некоторую обеспокоенность). Вам, право, нужно взглянуть, как над горами поднимается луна, мистер Долфин. Лучше всего это видно с нижней террасы. Пройдемте?
Долфин (вздрагивает и сжимается). Но уже довольно прохладно… То есть, по-моему, мне нужно идти, нужно написать письмо.
Лукреция. Но это может подождать до завтра.
Долфин. Нет, правда.
Лукреция. Вы и понятия не имеете, как прекрасна луна.
Долфин. Но я должен…
Лукреция (кладет руку на его рукав и тянет за собой, настойчиво взывая). Луна, луна…
Поль и Эми молча наблюдают за их уходом.
Поль. Непохоже, чтобы он сильно хотел посмотреть на луну.
Эми. Наверное, он догадывается, что ждет его.
Поль (удивившись). Как? Неужели все это время вы прекрасно отдавали себе отчет в происходящем?
Эми. В чем именно?
Поль. Я про нашу la belle
[149] Лукрецию.
Эми. Не понимаю. Мне известно лишь то, что она планирует устроить мистеру Долфину нагоняй. Он такой меркантильный. Меня возмутило то, что она рассказала. Еще и интриган! Знаете, в Америке у нас однозначные представления о чести и достоинстве.
Поль. У нас здесь тоже, мисс Тумис.
Эми. А мистер Долфин – исключение. Бог мой, я огорчилась страшно; больше огорчилась, чем разозлилась. Я чрезвычайно признательна синьорине Граттарол.
Поль. Но я недоумеваю, о чем именно идет речь.
Эми. Я и сама сбита с толку. Кто бы мог подумать? Я думала, он такой хороший человек.
Поль. И что он натворил?
Эми. Мисс Граттарол сказала, что это все из-за денег. Она-то знает. Он как раз делал мне предложение, и думаю, что я ответила бы «да». Но тут вошла она, в самый последний момент. Похоже, он хотел на мне жениться только потому, что я так богата. А я ему совершенно безразлична. Мисс Граттарол знает, что он за человек. Кошмар! О боже, я бы о нем такого никогда не подумала.
Поль. Но вы должны простить его, мисс Тумис. Деньги – большой соблазн. Возможно, если бы вы дали ему еще один шанс…
Эми. Исключено.
Поль. Бедняга Долфин! Такой милый молодой человек.
Эми. Я тоже так считала. Но он обманщик.
Поль. Не будьте с ним уж столь суровы. Деньги, наверное, имеют для него большое значение. Это все проблемы воспитания. От того, кто не жил среди традиций нашей почтенной знати, нельзя ожидать такого презрения, почти ненависти к богатству; эта ненависть – признак истинной аристократии. Если его, как и меня, вырастили в старинном зубчатом замке на реке Луаре в окружении призраков своих предков, замке, пропитанном духом крестоносцев и храбрых рыцарей, которые прежде там обитали, если он усвоил, что на самом деле означает «положение обязывает», уж поверьте мне, мисс Тумис, он не мог сделать подобную вещь.
