Отдых наш начался замечательно. Приехали в Сочи, сняли комнату у очень приятной семьи. Тепло. Беззаботно. Мы вдвоем. Никто не мешает. Мы давно не были с мамой вдвоем. Каждое лето я уезжала на практику. У сценаристов была такая оригинальная практика – по сбору материала. Каждый подавал от балды какую-нибудь заявку, пытаясь доказать, почему ему нужно поехать именно в это место. Я обычно выбирала что-нибудь далекое и экзотическое – Баку, целину, Иркутск (строительство ГЭС), Оку (места Паустовского). Нам оплачивали дорогу и давали по 50 копеек суточных. Мало, но все как-то устраивались. В Баку я жила на полном обеспечении у своих неродных родственников – брата мужа покойной тети Кимы. На целине работала в бригаде. В Иркутске – на тамошней документальной студии. На Оке – в городе Касимове нашлись знакомые знакомых. Они сняли мне комнату за гроши, доступные даже моему студенческому карману. Я жила у двух старушек-вдовиц, одна из которых приходилась другой свекровью. У обеих мужья погибли на войне. У старшей – и муж, и сын. У младшей детей не было. Вообще-то младшая, конечно, не была старушкой. Ей, вероятно, было чуть за сорок. Но она была такая сгорбленная, придавленная, бессловесная, что мне в мои двадцать с небольшим казалась тоже очень пожилой. Свекровь верховодила в доме. Жили они тихо. Младшая где-то работала, а старуха все время копалась в огороде. Я тоже жила тихо. Сходила в горком комсомола отметить командировку, съездила в какой-то пионерлагерь. Что еще делала – не помню. Тем более что жила я там недолго. Вскоре приехали мои друзья Юля Винер и Толя Якобсон, и мы отправились пешком от Касимова по Оке до Нижнего Новгорода, тогда именовавшегося Горьким.
Шли не торопясь, налегке. Лето стояло дивное, не жаркое. Ока – удивительной красоты. Помню рощу, густую, зеленую, насквозь пронизанную светом. Свет тоже казался зеленоватым. Мы там собирали грибы – сначала какие попадутся, потом только белые. Их было несметное количество. Разожгли костер и варили грибы в котелке. Вкусно было невероятно. Мы даже ножки выбрасывали, варили только шляпки.
Заночевали в этой же роще. У нас было одно одеяло на всех. Мы его расстелили и сладко заснули под высоким звездным небом.
Чаще всего ночевали у бакенщиков на сеновалах. У них же подкармливались – покупали рыбу, которую ловить было запрещено. Но для них закон не существовал.
Удивительные были дни, вечера, да и ночи тоже. Тогда я впервые почувствовала всю красоту и прелесть природы средней России. Она запала в меня на всю жизнь. Не знаю, сохранилось ли что-нибудь сегодня. Думаю, Юля и Толя тоже с тоской и любовью вспоминали это путешествие в Израиле, где потом оказались.
Мы с мамой прожили в Сочи счастливо и безмятежно несколько дней. Гуляли, разговаривали, купались, хотя вода была уже холодноватая. И вдруг, зайдя на почту, я получила телеграмму от «Леннаучфильма», с которым у меня был договор на заказной короткометражный сценарий «Сорокалетие советского Красного Креста». В телеграмме говорилось, что я должна немедленно приехать в Ленинград, поскольку сценарий запускается в производство и нужно внести некоторые поправки. Выхода не было. Это был мой единственный на то время реальный заработок, да и обязательства перед студией и друзьями, устроившими мне этот договор, не оставляли выбора.
Мама это тоже понимала, хотя и очень огорчилась. Она осталась в Сочи одна и вскоре, не выдержав одиночества, вернулась в Москву.
47
А я отправилась в Ленинград.
На вокзале меня встретил институтский приятель Витя Рабинович, отвез к себе, в комнату, которую снимал в коммуналке. Потом поехали на студию, к Фриже Гукасян – в то время главному редактору студии. Съемки начинались буквально на следующий день. В кино всё срочно. Вернее, может тянуться месяцами и годами, а потом – немедленно! Ни секундой позже! Мы сразу засели за работу.
Я каждый день ходила на студию, наблюдала за съемками. Впервые тогда непосредственно соприкоснулась с производством. Хотя это было, конечно, не похоже на съемки игровых картин. Снимали в основном документы, фотографии, иногда интервью с деятелями Красного Креста. Но всё равно очень интересно.
Один раз к нам в павильон зашел актер, поздоровался с Фрижей. «Здравствуй, Кеша», – ответила она. Когда ушел, пояснила: «Это Кеша Смоктуновский. Хороший актер, способный. Думаю, у него большое будущее». Мне тогда имя ничего не сказало, но запомнилось лицо его, необычное и привлекательное. Он подрабатывал на «Леннаучфильме», что-то озвучивал.
Я пробыла в Ленинграде довольно долго. Жила в гостинице, которую оплачивала студия. Много ходила по театрам, бывала в Доме кино. Перезнакомилась со множеством людей, новых и интересных для меня, в том числе со сценаристом Димой Гиппиусом, племянником знаменитой Зинаиды Гиппиус. В его старой петербургской квартире, сохранившей уют дореволюционного времени, был даже камин, который мы часто зажигали, потому что начались холода и я дико мёрзла в промозглом ленинградском воздухе в своем южном одеянии. Потом, впрочем, мама с оказией прислала мне дубленку, купленную на первый в моей жизни гонорар за «Красный Крест». У нас с Димой даже начался небольшой роман, который вскоре, впрочем, кончился. Когда я вернулась в Москву, мы некоторое время перезванивались и переписывались, потом всё само по себе заглохло.
Деньги за сценарий тоже закончились довольно быстро. И я приняла смелое, романтическое и дурацкое решение – завербовалась на Хабаровскую студию документальных фильмов. Списалась с ними, они подумали, ответили: «ну, приезжайте».
Надо было получить направление и оформить документы в Комитете по кинематографии. Я отправилась туда и в коридоре столкнулась с Доугеровым – начальником Сценарной студии, той, где я писала сценарий про актерское училище. «Что тут делаешь?» – удивился он. Я рассказала. «Ты дура наивная, – сказал Доугеров. – Куда ты попрешь за тридевять земель, девчонка, ничего еще не умеющая, не знающая? Пойдешь ко мне работать. У меня есть свободное место редактора. Завтра приходи оформляться».
Так решилась моя судьба.
На всю жизнь благодарна этому человеку, хотя потом потеряла его из виду, не знаю, что с ним стало.
48
Основная задача Студии заключалась в том, чтобы помогать со сценарными проблемами периферийным, в основном республиканским студиям. После многих лет сталинского «малокартинья» начался буйный расцвет кинематографии. Пришли молодые люди, которым было что сказать, которые хотели говорить и рвались к экрану. Но не хватало умений и опыта именно в кинодраматургии. Столичные сценаристы охотно шли на контакт, выезжали в республики. Оттуда тоже постоянно приезжали люди.
Я тогда очень подружилась с армянскими кинематографистами – главным редактором «Арменфильма» удивительным человеком Акопом Салахяном, редактором Левой Нерсесяном, режиссером Лаэртом Вагаршаном. Для меня открылся мир иной культуры, иной жизни.
Никогда не забуду одну сцену. Это было в гостинице или дома у кого-то из московских армян. Акоп только что приехал. Вокруг него всегда собирались люди, он притягивал своим обаянием, добротой, неординарностью. И на этот раз общество собралось замечательное: совсем молодой академик-математик, писатели, киношники. Выпивали – Акоп привез какие-то дивные армянские вина, – разговаривали. Спорили, бурно жестикулируя. Я поначалу стеснялась, потом как-то освободилась, освоилась.
