А с годами к этим датам прибавилась еще одна – 18 февраля, дата его смерти.
АНДРЕЙ: У меня почему-то независимо от времени года эти собрания вызывали в памяти стихи Бориса Пастернака:
Для этого весною ранней
Со мною сходятся друзья.
И наши вечера – прощанья,
Пирушки наши – завещанья,
Чтоб тайная струя страданья
Согрела холод бытия.
МАША: Обыкновенно после тостов за здоровье именинников речь держал Сергей Александрович. Это была именно речь, поскольку он, провозглашая здравицу в честь каждого из гостей, непременно давал им характеристики – яркие и остроумные. Адресатами же были Вениамин Александрович Каверин с женой Лидией Николаевной Тыняновой, Сергей Юрский с Наталией Теняковой, Леонид Лиходеев с Наденькой Филатовой, Натан Эйдельман, Борис Жутовский, Даниил Данин, Валентин Берестов, иногда Людмила Петрушевская, Алла Демидова, Наташа Рязанцева, Мариэтта Чудакова, Владимир Яковлевич Лакшин с женой Светланой. Естественно, всегда бывала Мила, которая вместе с двумя другими племянницами Татьяны Александровны – Мариной Шаховской и Машей Седовой – участвовала в организации и проведении праздников. Я изредка тоже помогала.
После того как Ермолинский завершал «обход» гостей по часовой стрелке, свои слова в честь собравшихся произносила Татьяна Александровна – двигаясь уже против часовой.
АНДРЕЙ: А бывали еще и летние сессии, когда в Дом творчества писателей в Переделкино, где каждое лето квартировали Татьяна Александровна и Сергей Александрович, сходились и съезжались те же лица, и Натан Эйдельман читал новонайденные в архивах материалы, вроде переписки Виктора Шкловского и Юрия Тынянова, Татьяна Александровна блистательно читала любимого ею Блока, Данин (ох, как здорово он это делал!) читал Пастернака, а Валя Берестов – свои прелестные стихи и показывал Маршака и Пастернака так, как умел еще только Ираклий Андроников.
И Мила, конечно же, как и мы, вбирала многое. После ухода стариков она так же неизменно продолжала собирать друзей дома, и так же неизменно приходил Даня (Даниил Семенович Данин) со своей польской водочкой в маленькой плоской бутылке и еще кое-кто из ближайших соседей, и в этот поредевший со временем круг входили новые друзья, дети Людмилы Владимировны – Володя и Галя, Наташа Громова, Олег Дорман и другие.
МАША: Татьяна Александровна, отмечая дату ухода Сергея Александровича, повторяла, что должна умереть в этот же день. Так она и поступила, провидение услышало ее просьбу, и спустя десять лет она ушла в ночь с 18 на 19 февраля.
АНДРЕЙ: Мила свято соблюдала обычай собираться в этот день, и мы старались не пропускать годовщину памяти людей, столь дорогих и для нас. Сначала собирались там же, где собрания происходили при их жизни. Затем, когда с годами круг поредел, наши сходки переместились на кухню. Всё вернулось на круги своя, кухня снова погрузилась в облако табачного дыма. Мила разрешала курить всем.
МАША: Я знала Милу во многих ипостасях. И рядовым редактором объединения «Юность» на «Мосфильме», и главным редактором объединения «Зодиак» на студии Горького.
АНДРЕЙ: Кстати, ей предлагали должность главного редактора студии, главковское начальство прямо-таки на этом настаивало, и Миле пришлось проявить большую твердость и принципиальность, чтобы не изменить своего решения – отказаться от такой должности.
МАША: За что то же начальство посулило ей нелегкую жизнь как ослушнице.
АНДРЕЙ: Уже много лет нет с нами Ины Туманян, моей однокурсницы и любимой подруги, прекрасного режиссера, умницы, редкой красоты человека – она была художественным руководителем объединения «Зодиак», в то время, быть может, лучшего на студии, и мы помним, что этот тандем – Милы и Инны – отличался не просто успешным сотрудничеством, они вместе дружили и работали со свойственным им обеим умом и энтузиазмом.
МАША: Однако Миле все же не удалось избежать руководящих должностей. Сколько мучительных сомнений возникало у нее всякий раз при получении нового назначения… Одно время она была директором Сценарной студии.
АНДРЕЙ: Говорила, в шутку, наверное, что согласилась на эту должность, узнав, где будет находиться студия – в Воротниковском переулке, в доме, украшенном мемориальной доской с профилем Пушкина, гостившего здесь у своего друга Нащокина. Очень радовалась этому факту.
МАША: А как все кинематографисты переживали за судьбу Высших курсов сценаристов и режиссеров, когда они остались без директора!
АНДРЕЙ: Тут, как говорится, много званых, да мало избранных. И все вздохнули с облегчением, узнав, что Мила, преодолев все доводы против принятия этого предложения, поборов, можно сказать, самое себя, зная, что Курсы находятся в плачевном во всех отношениях положении, приняла это трудное решение – возглавить Курсы.
МАША: Годы ее директорства не только спасли Курсы – они стали временем нового расцвета этого уникального заведения.
АНДРЕЙ: Уникальными были не только Курсы. Уникальной личностью была их руководительница – Людмила Владимировна Голубкина, сочетавшая в себе великий организаторский талант, волю и, прежде всего, творческий подход в решении всех проблем. О такте, благородстве, педагогическом даре я не говорю.
МАША: А зря. Сколько молодых сценаристов, составивших славу нашего кинематографа, воспитала Мила Голубкина за время преподавания в сценарных мастерских ВГИКа и Высших курсов – она вела эти мастерские совместно с Семеном Лунгиным, а потом с Олегом Дорманом. Зоя Кудря, Гена Островский, Валерий Золотуха – все они прошли школу Людмилы Владимировны Голубкиной. А такой художник редкостного дарования, как Лида Боброва, без совета и напутствия Людмилы Владимировны вообще не представляла себе существования в кинематографе.
И для нашей семьи Мила была, можно сказать, добрым гением…
АНДРЕЙ: Вспомним время, которое было наверняка очень важным для нашего сына в выборе профессии.
МАША: Да, одно время Мила пробовала заниматься с юным тогда Ильей сценарным делом. Илюша что-то писал. Всё шло, как мне казалось, ни шатко, ни валко. Вдруг однажды Мила сказала твердым голосом: «Будет режиссером». «Вслед за папой?» – спросила я. Она не обратила внимания на мою иронию: «У него есть глаз. Он замечает детали, которые для его возраста довольно неожиданны».
АНДРЕЙ: А какие бесценные советы дала мне Мила в работе над фильмом «Полторы комнаты»! Советы эти были на редкость уместны. Главное их достоинство состояло в том, что они позволяли взглянуть на сценарий и на фильм с неожиданной точки зрения.
МАША: У Милы была прекрасная, необыкновенно пластичная речь.
АНДРЕЙ: Хорошо, что ты говоришь об этом сейчас: мы дожили до времён, когда о вещах, обязательных для интеллигентного человека, приходится говорить чуть ли не как об исключении.
МАША: Иногда, вернувшись после вступительных экзаменов, Мила жаловалась: на фоне многих нынешних абитуриентов почти каждый из поступавших в прежние времена был просто Шопенгауэр. Мало кто с такой ответственностью относился к слову, устному или письменному, как Мила. Конечно, это проявлялось прежде всего в ее редакторской работе при чтении киносценариев.
