Площадь Трех святилищ была окружена двойным кольцом солдат из воинов-псов и освещена полусотней карбидных фонарей. За оцеплением колыхались толпы людей — не каждый день в Киото проходит такое развлечение. Для казни в центре площади соорудили высокий помост, но никакой виселицы я на нем не увидел.
— Не можем найти палача — ко мне подошел озабоченный и хмурый Гэмбан — Гвардейцы также отказываются казнить Сибусаву.
— Кого?
— Сибусава Эйити. Аристократ из Сацумы. Старший сын Рюдзодзи Тикаиэ, бывший вассал Такахисы. В 16 лет стал монахом и принял имя Энгэцу, однако в 18-лет вернулся к мирской жизни — уже больно неуемный характер у него. Женщины, выпивка… После смерти отца, стал главой обеих ветвей семьи Рюдзодзи, воевал с симадза, потом с нами… Вот теперь перебрался в столицу и.
— …бездельничал.
— Вроде как. Пирушки, поединки… Вы запретили дуэли, но самураи теперь встречаются для схваток тайно, на окраинах. Мы приглядывали за ним, никаких компрометирующих сведений.
Я подошел ближе к связанному Сибусава. Преступник сидел на ступенях помоста и беззаботно посвистывал. Вблизи сацумец не производил впечатление аристократа. Заросшее черной всклокоченной бородой лицо, огромный красный нос. Про такие носы говоря — шнобель. Грязное шелковое кимоно, не выбритый лоб…
— Ну, что пялишься? — мутным взором посмотрел на меня Сибусава.
— Перед тобой сам светлейший микадо — пнул ногой аристократа Гэмбан — Быстро поклонился!
— Да хоть первый император Дзимму — отвернулся Сибусава.
И этот человек оскорбился при виде Луны в телескопе?? Что-то тут не так!
— Это ты убил Отохару Кайсу?
— Ну, я! И что?
— Ты понимаешь, что тебя сейчас казнят за это?
— Валяйте. Ни чести, ни долга не осталось в Ямато. В последней милости отказали — сэппуку хотите у самураев отнять. В черноногих крестьян их надеетесь превратить.
Последнюю фразу Сибусава прокричал в сторону солдат. Воины-псы ответили глухим ропотом. Мнда, а не поторопился ли я с реформами? Сколько было примеров, когда сознание людей не успевало за прогрессом, в том числе социальным. От луддитов до эко террористов сжигающих посадки ГМО-растений.
— Дожили… — тем временем продолжал бубнить Сибусава — Аристократы как кузнецы с железками возятся, в грязи копаются…
Моя эйдетическая память тут же услужливо подсунула монолог Борислава Брондукова про ковбоев из фильма «Человек с бульвара капуцинов»: «…Да пошел ты к черту со своей фильмой. Этот дерьмовый синематограф превратил вас в трусливых мулов. Да, да дерьмовый синематограф и трусливые мулы!..»
— Что будем делать? — отвлек меня от воспоминаний Гэмбан — Нельзя подобное спускать. Это ущерб власти. Убийство, публичное оскорбление особы императора.
— Самураи взбунтуются, если их заставить расстрелять Сибусаву из ружей?
— При вас нет!
— Хорошо. Выбери 6-х воинов-псов и пусть приступают.
Гэмбан быстро выбрал шестерых угрюмых солдат и совсем молоденького офицера. Самураи низко поклонились мне и взошли на помост. Туда же охрана буквально внесла на руках Сибусаву. Тот ругался и плевался, совершенно потеряв лицо перед всеми присутствующими. К аристократу подошел синтоистский священник.
— Сын мой — начал пузатый японец
— Пошел прочь отрыжка кашалота — оттолкнул священника ногой сацумец
— Опомнись — воскликнул служка — Ты на пороге вечности!
— Поди прочь со своими дешевыми чудесами и фальшивыми богами — харкнул в сторону попика Сибусаву.
— Я готов, — сказал он уже нам — Не тяните.
Офицер выстроил солдат в линию и, волнуясь, выступил вперёд. Ему никогда ещё не приходилось командовать при исполнении приговора.
— Готовсь!
Самураи нехотя подняли мушкеты.
— Целься! Пли!
Раздался залп, площадку заволокло дымом. Когда он рассеялся, я увидел, что Сибусаву шатается, но не падает. Одна пуля, пущенная нетвёрдой рукой, чуть прочертила на щеке преступника кровавую линию. Другая попала в ногу. Как можно на таком расстоянии промахнуться и попасть в бедро?? Сибусаву улыбаясь, попытался стереть со щеки кровь. Тщетно.
— Плохо стреляете — издевательским голосом сказал сацумец — Давайте ещё раз!
Ропот пробежал по шеренге самураев. Из толпы горожан раздались крики. Повинуясь команде офицера, самураи принялись заряжать мушкеты. Я начал считать, засекая время. Хорошие солдаты должны делать три выстрела в минуту. Почистить ствол шомполом от нагара — десять секунд. Затем вставить в ствол воронку, зачерпнуть порох мерным стаканчиком, засыпать его в воронку, засунуть в ствол пыж, протолкнуть его шомполом до упора, вытащить шомпол из ствола — еще пятнадцать секунд. Опустить в ствол пулю, дослать ее шомполом, вернуть шомпол в паз под стволом, насыпать порох на запальную полку, утрамбовать — почти столько же — двадцать секунд. Мнда… Почти полторы минуты. Позор, если бы я не видел, что самураи заряжают мушкеты спустя рукава.
— Готовсь! — голос офицера дал петуха.
Солдаты подняли ружья. А Сибусаву по-прежнему стоял и улыбался.
— Пли! — команду отдал вовсе не лейтенант, а скалящийся сацумец.
И солдаты послушали его! Опять грохот выстрелов и опять нулевой результат. Я видел, как мушкетёры специально в последний момент слегка отвернули ружья. Нет, так дело не пойдет. Из толпы зевак уже раздается хохот, оцепление от стыда смотрит в землю. Можно, конечно, самому кончить Сибусаву, но чести мне это не сделает. Надо как то заставить самураев.
— Заряжай! — я подошел вплотную к шеренге и принялся буравить солдат взглядом.
Те поспешно начали пыживать мушкеты. Когда порох и пули оказался в стволе, я приказал отдать мне ружья и сделать поворот через плечо. После чего выкатил из четырех мушкетов пули обратно. Развернув строй, я показал солдатам на ладони 3 вынутые пули и вернул оружие.
— Целься в грудь! — моей команды ослушаться никто не посмел — Пли!
На сей раз никто не стал отворачивал ружья и две пули попали Сибусаву в горло и сердце. Преступник был убит наповал. А все, что хотелось мне — это пойти и напиться в хлам.
Глава 4
Не открывай сердца женщине, даже если она родила тебе семерых детей.
Японская пословица
Вечер стрелецкой, ой пардон, самурайской казни закончился еще хуже, чем начался. На обратном пути во дворец расчищенные улицы стали заполняться бегущими людьми. Охрана кортежа старалась как могла, но толпа все прибывала и прибывала. Многие горожане были в оборванной одежде, с окровавленными лицами. Я увидел, как несколько шатающихся мужчин тащили изломанные тела женщины и ребенка. К моему паланкину подъехал мрачный, как туча Гэмбан:
