— Мы пойдем не торопясь, главное для нас это не шуметь, — скомандовала бабушка.
Мы взяли баб Машу под руки и, проверяя каждый шаг, медленно начали двигаться сквозь лес. Она не казалась тяжелой, несмотря на свои формы и опухшие ноги, наоборот можно было подумать, что она наполнена воздухом, словно воздушный шарик. Мне было совсем не тяжело ее поддерживать, и я заметила, что начинаю опережать шаги женщин. Эта спешка была вызвана явным чутьем неприятностей, ведь я впервые в своей жизни пряталась от летающей над лесом ведьмы.
Подняв голову, я то и дело проверяла обстановку. Здесь царили смешанные деревья и кустарники, многие из них отблескивали пожелтевшей листвой, а некоторые макушки были уже практически без кроны. Сквозь их черные ветки блестели звезды, такие далёкие, совершенно недосягаемые. Они манили подняться к ним, убегая от страха этой ночи, от преследования и заодно от всех невзгод. Мы с особой аккуратностью перелазили через поваленные деревья, стараясь не ступать на сухие ветки. То, что пролетело над нами, явно чуяло нас, но не могло найти. Я снова посмотрела на небо, где черные ветки деревьев, подобно тонким рукам, отчаянно тянулись к брильянтам звезд, как вдруг раздался громкий хруст. Поняв, что последовал он прямо из-под моей ступни, я неосмотрительно перенесла свой вес на горку сухих сучков, которые окончательно продавились, затрещав еще звучнее.
Бабушка зорко посмотрела на небо, потом скомандовала жестом посадить баб Машу к дереву. Как только я отпустила ее руку, что-то пронеслось над нами, и бабушка вмиг растопырила ладонь над моей головой — это была команда немедленно лечь на землю и не двигаться. Я застыла, прижавшись к земле с головой вбок. В этом положении мне было видно лишь кусок земли и темные стволы деревьев на фоне слегка бледной дымки. Услышав, что кто-то снова пролетел по верхушкам деревьев, я даже перестала дышать.
Наверху все стихло, но от этой тишины, поглощающей все звуки вокруг, мне стало еще страшнее. Я начала постепенно чувствовать, что меня охватывает сильный приступ паники. Ноги вмиг сковало холодом, и мне стало казаться, что кто-то явно по ним ползает. Не знаю, чего мне стоило держаться и не пошевелить ими, но я все-таки сдержалась. Вспоминая, как бабушка учила меня глубинному расслабляющему дыханию, я принялась дышать всей своей грудью. Очень медленно и аккуратно я набирала полные легкие воздуха и так же медленно выдыхала. Вдруг я стала отчетливо слышать стук палки о землю, он сильно напоминал мне стук моего сердца. И сначала я даже не поняла, был ли это посторонний звук или он доносился из моей собственной груди. Затем пару раз ритм извне сбился, и мне стало абсолютно ясно, что кто-то ходит вокруг нас и стучит палкой по земле. Мной снова овладел страх, я понимала, что ведьма спустилась и ищет нас среди деревьев. Подобно насекомым, которых выгоняют из-под земли, стуком она пыталась расшевелить нас. «Охота началась»— подумала я, и к моему ужасу в этот же момент я увидела, как одно из черных деревьев шевельнулось. Его тонкие изогнутые ветки опустились вниз, словно чьи-то изломанные руки. В одной из таких рук появился длинный посох, достающий до земли. Невозможно было выразить мой ужас, но я воочию наблюдала, как ее кривая палка в такой же кривой ветке-руке поднялась в воздух и ударила о землю. Ведьма стояла за этим деревом, и я совершенно точно могла видеть и слышать теперь, как ее посох словил стук моего сердца. Стараясь не двигаться, я все еще питала хлипкую надежду, что она меня чует, но не видит. Подол ее черного плаща выглянул из-за ствола, и мне оставалось только гадать, что же произойдет в следующую секунду. Она не подходила ближе, и, лишь высунув свою обезображенную руку, продолжала стучать.
Я не могла контролировать ведьмину палку, ровно, как и свое сердце, и это вызывало во мне какую-то безысходность. Так продолжалось целую вечность, пока стук абсолютно не слился с биением моего сердца. Это казалось немыслимым, но вот они уже стучали вместе одним целым звуком, который невозможно было снова разложить на два. Вдруг ведьма стала настукивать какую-то детскую песенку, и, о, ужас, моё собственное сердце повторяло за ней ударами эту мелодию. Теперь уже было четкое понимание того, что этот стук невиданной силой ведёт моё сердце, командует ему, как стучать и когда. Из-за дерева появился острый капюшон, в котором невозможно было различить ничего кроме всепоглощающей черноты. От ужаса я закрыла глаза, а звук тем временем начал приближаться и усиливаться с каждым ее шагом. Моё сердце, словно послушный раб, билось сильнее, и готовилось выпрыгнуть из груди, как только черная ведьма подойдет к моему парализованному страхом телу. Вдруг мне стало невыносимо жарко, и в голове с невероятной силой застучала кровь, а всего через несколько секунд я уже не могла дышать. В следующее мгновение стук прекратился, и моё сердце тоже не издало больше ни звука. Я поняла, что умираю.
Над головой раздался хруст веток, и кто-то склонился надо мной. Сделав невероятное усилие, чтоб в последний раз открыть свои глаза, я увидела бабушку. Она сняла с плеч свой шерстяной платок и приложила его скомканные углы к моим ушам так, что я совсем перестала слышать окружающий мир. Мои мысли спутались, они бессильно пытались понять, убивает ли меня бабушка, под действием чар пирога или ведьма искусно приняла ее образ. В череде этих мыслей я с упованием услышала тихие стуки своего собственного сердца, которое укрылось во мне и чуть постукивало где-то там вдалеке ровными ударами. Моё тело возвращалось к нормальному дыханию и я уже не чувствовала ни холода в ногах, ни палящего жара в голове, даже страх немного отступил. Я посмотрела на небо, и там никого не было, только яркие звезды подмигивали мне сквозь шапку леса. В этой тишине я окончательно успокоилась и посмотрела бабушке в лицо. Отпустив платок, она медленно садилась около меня, озираясь по сторонам. Приподняв голову, я увидела баб Машу, которая так и сидела спиной к дереву, как мы ее посадили. Рот ее был приоткрыт, она смотрела куда-то вдаль и тяжело дышала.
— Вставай. Надо образовать круг и сделать передышку, нам опасно оставаться в таком состоянии, — прошептала бабушка, склонившись прямо к моему уху.
С особой осторожностью, я повернулась и осмотрела черные стволы вокруг, за которыми никого не было. Моё тело непослушно качалось из стороны в сторону и казалось полностью онемевшим. Бабушка подхватила меня и посадила к сосне, прямо напротив нашей соседки. Баб Маша не смотрела на меня, она будто бы вообще никуда не смотрела. Ее глаза были словно выполненными из стекла, и с блеском голубой водной глади смотрели куда-то вдаль сквозь лес. Устроившись напротив нее, я в упор уставилась в них, но она не видела ни меня, ни перемещений вокруг, сказать больше — она почти не моргала.
Бабушка тем временем собирала сучки одинакового размера вокруг нас. Я начинала злиться на нее, мне совершенно было непонятно ее поведение. Тогда, когда моё сердце чуть не остановилось, когда баб Маша была в таком тяжелом состоянии, а по лесу разгуливала ведьма, мы не бежали от нее, не приводили женщину под чарами в чувства. Мы сидели и ждали свою погибель под соснами. Ко всему прочему, она, скорее всего, уже знала наше укрытие, когда бабуля просто разгуливала вокруг и задумчиво собирала палочки.
Я молчала. Со всем своим возмущением в глазах, я следила за ее неспешным сбором хвороста, но молчала. Мне не было дано команды предупредить о нападении, и я самостоятельно вела наблюдение за лесом вокруг нас, чтоб иметь в запасе хоть какое-то время, прежде чем ведьма нанесет свой последний удар.
